— Что же это такое случилось, что Зандоме в кои-то веки к нам заглянул! — весело встретила его Анзуля.
— Случилось только то, что мне захотелось воспрянуть духом в обществе тети Анзули, — искренним тоном ответил Зандоме. — Человеку, который преимущественно находится в состоянии войны, ох как нужно погреться на мирном солнышке!
Намек был ясен, и за шутливой речью Анзуля уловила грусть.
— Ну, об этом мы уже давно переговорили. По-моему, только от тебя зависит вечный мир, если ты хочешь им наслаждаться, — полушутя, полусерьезно отозвалась она. — Да что, ты ведь уже свыкся с этим состоянием!
— Знаю, тут моя вина. Сознаюсь и каюсь. Зачем обвинять кого-то? Но ведь чего-нибудь да стоят же мои добрые намерения! Правда, нередко искуситель одерживает над нами верх… Однако, может, ему не удавалось бы это так легко, если бы мне помогали… Между тем происходит совершенно обратное!
— Вот тут ты и ошибаешься, — перебила его Анзуля почти строго — во всяком случае, улыбка ее исчезла. — Человек должен справляться сам. Сначала думай, не кидайся вслепую, куда тебя зовет искуситель. И, увидишь, все станет легче.
— Не сказал ли я, что тетя опять меня отчитывать станет! — жалобно проговорил Зандоме. — И все-таки я рад, что пришел. От вас все можно выслушать. Жаль, нет такой способности у других…
— Да ведь люди-то все разные. Тут уж дело характера.
— Ох, характер, характер — в нем-то и загвоздка! — покачал головой Зандоме. — Характер невыносимый, а ведь не переделаешь…
— Вот почему вы, молодые, должны усвоить правило: раскрой глаза, все взвесь прежде, чем жениться! — очень серьезным тоном сказала Анзуля.
— Да я раскрывал глаза, — возразил Зандоме, — и чем шире я их открывал, тем больше она мне нравилась. Некогда было обдумывать.
— Чепуха! Давай по душам, тут все свои. Я твою Царету люблю, хорошая она женщина, честная. Но ведь ты, избрав ее, понятия не имел о том, что она за человек! Признайся, Зандоме, откровенно!
— Гм… — Зандоме немного подумал. — Я видел — она красивая, милая. Заметил, что хорошая, умная хозяйка. На этом и строил расчет: женись, думаю, и будешь с ней счастлив. Да видите — просчитался, как дурак! Несчастлив я, и, что еще хуже, кажется, и она несчастлива. «Где же была ошибка в моих расчетах?» — не раз спрашивал я себя, когда жена начинала мне сердце грызть. Теперь-то вижу, твердо знаю, где она, эта ошибка.
Шьора Анзуля тихонько качает головой, печальные мысли проносятся в ней, полные опасений и грозных предчувствий.
— Вот вы каковы, мужчины! Только на внешность смотрите. Внешность ослепляет вас, сводит с ума, а остального вы не видите. А если и видите, то говорите себе: это, мол, второстепенное, мелочи… И только после, когда наступает ненастье, вы открываете глаза. Тогда начинаете понимать, что это второстепенное-то, эти мелочи-то все и определяют, они-то и мешают идти. Но какой прок в том, что ты увидел и понял ошибку, когда ее уже не исправишь?
— Так оно и есть, — признает Зандоме. — Моя тут вина — или заблуждение — и я за него расплачиваюсь. Ну, ничего! — встряхнулся он. — Пусть каждый несет свой крест. На то мы и живем на свете!
Нико не принимал участия в разговоре, но понимал, что все это относится непосредственно к нему. Слова матери звучат предостережением, более того — угрозой. Нико отлично знает, что мать говорила не для Зандоме, а для него, есть ведь еще время открыть глаза, обдумать, взвесить…
А мать радовалась, что слова ее прозвучали не впустую. Видит — они произвели впечатление, только она далеко не догадывается, какой отклик вызвали они в душе сына, сколько разрушили волшебных грез и иллюзий…
— Ну, раз уж я выбрался с визитами, — заговорил Зандоме о другом, видя, что этот разговор слишком больно задевает Нико, — то схожу-ка я к нашему шьору Илии. За все время его болезни не заглядывал…
— Есть чем хвалиться! — уже шутливо бросила шьора Анзуля.
— Опять меня осуждаете, жестокая вы женщина! — воскликнул Зандоме. — А я и причины могу привести…
— Ну-ка, послушаем.
— Во-первых, сбор винограда, работы по горло. Во-вторых, не хотел своим дыханием отнимать воздух в комнате больного, когда его легкие и без того работали плохо. А сидеть в столовой казалось мне глупым и бессмысленным. В-третьих, когда можно уклониться от тяжелых впечатлений, я предпочитаю уклоняться.
— Мог бы ограничиться одной третьей причиной и добавить: уклоняясь от неприятных, ищу приятные впечатления, — заметила Анзуля.
Читать дальше