Мартин Кукучин - Дом под горой

Только тогда Пашко принял решение. И Зандоме, к которому он явился, тотчас заметил, какой у Пашко решительный вид.

— Надумал наконец! — насмешливо улыбнулся Зандоме.

— Да, поеду, погляжу, как люди живут.

— Передай от меня привет хозяину. Отправишься прямо сейчас?

Пашко ответил, что ему еще надо повидать кое-кого на прощанье.

— Ты, брат, особенных прощальных церемоний не разводи. Очень может быть, что скоро вернешься, тогда над тобой же и посмеются.

Пашко с этим согласился и выбрался из дому, почти никем не замеченный. Мать одна проводила его к пароходу и пролила слезы на его голову.

А слезы матери куда дороже, чем самые пышные проводы.

Прошло два-три дня. Нико не показывал носа из дому. Он рад был оглушить себя работой, чтоб не думать, не заглядывать вперед, на нивы, лишь недавно пестревшие яркими цветами, а ныне унылые, голые, бесплодные. Нико проводит время в подвалах среди бочек; виноградный сок бродит в них, кипит, как в котле; в некоторых бочках всплывает на поверхность нечистая пена, густая брага, скоро придет ей пора веселить опечаленные сердца, разгонять тучи на хмурых лицах.

Не ходит Нико под Грабовик, но и у Зорковичей не появляется. Так ему кажется правильнее всего: с Катицей не встречается, значит, и в другое место ни ногой…

А чувство унижения не проходит; назойливо стоит перед глазами Ера, и Нико краснеет, вспоминая ее похвальбу и жалобы. Но больше всего, пожалуй, недоволен он тем, что и мать его о чем-то догадывается. Не раз ловил он на себе ее испытующий взгляд. Ох, если б знала она, что в нем происходит, что его терзает и мучит! Да он провалился бы от стыда!

Но однажды под вечер взор Нико прояснился, и все, что его терзало, будто чудом отвалилось от души: в дверях подвала показалось молодое, беззаботное лицо Зандоме. В лучах закатного солнца его рыжеватые усики блестят, словно они из чистого золота, в глазах играет жизнерадостность и плутовство. И этими веселыми глазами Зандоме ищет Нико в полутьме подвала.

— Зандоме! — радостно вскричал Нико, в тяжелые минуты он не раз подумывал о друге, но почему-то не решался пойти к нему, согреть душу, перевести дух. — Что тебя принесло сюда, дружище?!

— Мы, мелкота, уже промываем и сушим прессы, — отвечал тот в своей обычной манере. — Оттрубили страду, да и забыли о ней. Вот я и зашел поглядеть, что поделываете вы, несчастные богачи, которым досталось столь тяжкое бремя…

Он спустился в подвал, осмотрел огромные бочки. Его быстрый ум тотчас занялся подсчетами, сколько выпадет на его долю комиссионных, если закупить все вино Дубчичей для Окладины…

— Да у тебя тут, брат, прямо потоп! Уж кого счастье начнет преследовать, за тем так и будет ходить по пятам до гроба. — Лукавый огонек мягкой насмешки блеснул в его глазах. — Впрочем, я тоже наполнил бочки до отказа. Никогда у меня не было столько, и все же разве сравнить с тобой!

Нико и за то еще любит Зандоме, что никогда не замечал в нем зависти. Зандоме восхищается его богатством, как восхищался бы красивым зданием или прекрасной картиной, без малейшей примеси завистливого чувства. Восхищение это пробуждает в нем желание следовать примеру, стараться, трудиться, умножать свой скромный достаток. И недаром! Со времени своей женитьбы Зандоме изрядно поправил дела. Земли сдал в аренду тежакам, и они уже начинают приносить прибыль, успел выплатить часть долгов, перестроить дом, можно сказать, до основания, свить уютное гнездо, ибо он любит удобства, и только супругу свою, шьору Царету, не удалось ему реформировать. Она и сейчас, как и в первое время, неутомимо устраивает ему сцены. Да, многого достиг Зандоме, чего и сам не предполагал, и все благодаря прилежанию, рачительности и, конечно, везению, которое не изменяет ему во всех его предприятиях.

— Пойдем-ка теперь к тете Анзуле, — попросил Зандоме. — Она уже сто лет меня не бранила!

Шьора Анзуля тоже с радостью встретила гостя. Любит она его, хоть частенько и отчитывает за легкомыслие. Но парень исправляется на глазах. Видно, перебродило молодое вино! Анзуля и сыну не препятствовала дружить с Зандоме, снисходительно относясь к его проступкам; нередко она больше винила его жену. Сколько раз объясняла шьоре Царете: «Все мужчины склонны грешить! Жена должна на многое смотреть сквозь пальцы, если не хочет оттолкнуть его от себя». Но все советы — как горохом об стенку для молодой ревнивицы…