Шмуэль-Йосеф Агнон - Путник, зашедший переночевать

Я сказал: «И правильно добавил».

«Что же тут правильного?» — спросил Куба.

«Всякий, кто хочет взойти в Страну Израиля, — сказал я, — восходит в нее, даже если ему говорят не делать этого. И если бы ты действительно хотел приехать в Страну, ты бы приехал».

Куба задумчиво прищурил один глаз, посмотрел на меня другим, и какое-то время мы сидели молча. Я взял его руки в свои: «Йерухам Хофши сердится на меня за то, что из-за меня уехал в Страну Израиля, а ты сердишься за то, что из-за меня не приехал в Страну. Но что было, то прошло. А сейчас расскажи об остальных твоих делах. Ты сказал мне вчера, что едешь встретить жену».

«Она не приехала».

«Почему?»

«Потому что встретилась со своим мужем в другом месте, — сказал он и тут же добавил: — Я вижу, ты не понимаешь, что я говорю, сейчас я тебе объясню».

«Ты прав. Я действительно не понимаю. Если она твоя жена, то ее муж — это ты, а если ты не ее муж, то и она не твоя жена. А из твоих слов можно заключить, что ты и ее муж — это два разных человека».

Он вздохнул: «Так оно и есть. Моя жена — не моя жена, и я — не ее муж».

«Тогда почему же ты поехал встретить ее?»

«Она не так богата, чтобы жить в гостинице. А ей нужно было встретиться здесь с тем, кому предстоит стать ее мужем. Вот я и пригласил ее пожить у меня, чтобы сэкономить расходы на жилье».

«Из этого следует, что вы расстались друзьями», — заметил я.

«Ты говоришь „друзья“, — вздохнул Куба, а я тебе скажу, что это слово — ничто в сравнении с той любовью, которую мы сохранили друг к другу».

«Тогда почему вы развелись?»

«Ты задал больной вопрос, а я не знаю, как на него ответить. Давай-ка лучше я принесу обед, ты, наверно, голоден».

Он вышел и вернулся с двумя чашками молока.

«Пей», — сказал он и протянул мне чашку.

«И это вся твоя еда?» — спросил я.

«Ты полагаешь, что человек должен обязательно набить себе живот? — ответил он. — Чашка молока утром, чашка молока в полдень и ломоть хлеба, два-три ореха, или яблоко, или груша — вполне достаточно, чтобы насытиться. Люди умирают не от голода, а от излишней еды. Но если ты привык баловать себя, я сварю тебе яйцо. Одна крестьянка принесла мне сегодня дюжину яиц. Видишь, прошло всего четыре дня, как я вернулся, а мои пациенты уже тут как тут. Ты хочешь яйцо всмятку или яичницу?»

Я сказал: «Вернемся к прежней теме».

«Почему я дал развод своей жене?»

«Расскажи мне то, что ты рассказал бы любому», — сказал я.

«Я не стал бы ничего рассказывать любому, — сказал он. — Но тебе я готов рассказать».

И тут сердце его, видно, переполнилось, потому что он уже не мог сдержаться — начал рассказывать и рассказал все [267].

Когда он закончил, я спросил его: «Ты коэн?»

«Какое это имеет значение?» — удивился он.

«Коэнам, — объяснил я, — запрещено возвращаться к своим разведенным женам, но это не касается ни левитов [268], ни всех остальных евреев».

«Вот такие вы, — сказал Куба, — вам протягивают палец, так вы хотите всю руку. Ладно, скажу тебе правду: сразу же после того, как я дал ей развод, я захотел, чтобы она вернулась. Но ты, наверно, не понимаешь, как это может быть».

Я улыбнулся: «С тобой произошло то, что случилось с Гартманом».

«Кто это Гартман?» — спросил он.

«Есть такой человек по имени Гартман, — сказал я. — Он дал развод своей жене, а когда они вышли из раввинского дома после церемонии развода, его вновь охватила любовь к ней, и он вернул ее» [269].

«Да, со мной произошла такая же история, — сказал Куба, — только у меня не хватило сил ее вернуть. Но она иногда приходит ко мне и остается у меня ночевать».

Я спросил: «А что говорит по этому поводу ее новый муж?»

«Что ему говорить, — сказал Куба. — Он ничего не говорит».

«А он все знает о ней? — спросил я. — И верит, что между вами ничего нет?»

Он вскочил: «Ты дурно о ней думаешь! Более правдивой женщины нет во всем мире! Если бы ты знал ее, ты бы так не спрашивал».

«И такую женщину ты прогнал?»

Он вздохнул: «Что было, то прошло. Тем более что она собирается под хупу с другим. Сиди, я хочу показать тебе поздравительное письмо, которое я написал ей и ее новому мужу к их свадьбе».

Прошло несколько дней. Я все никак не мог зайти снова к Кубе, потому что был занят отправкой в Иерусалим книги «Руки Моисея». Мне хотелось ублажить душу служителя Эльякима по прозвищу Гец, потому что он явился мне во сне и я увидел, что он сердится на меня. Те слова об обиде, которые сказал мне мой друг Куба наяву, этот служитель повторил мне во сне.