Мигель Унамуно - Туман

– А если ее нет?

– Тогда он будет зависеть от меня! — Конечно. Муж пианистки!

– А хоть бы и так. Он будет мой, мой, и чем больше; он будет от меня зависеть, тем больше он будет принадлежать мне.

– Он будет твой — да, как собака. Это называется Купить мужчину.

– Разве не хотел другой мужчина, с капиталом, купить меня? Что же странного в том, что я, женщина, своим трудом хочу купить мужчину?

– Все эти рассуждения, деточка, весьма похожи на то, что твой дядя называет феминизмом.

– Не знаю, и мне это ни к чему знать. Но, повторяю, вам, тетя, еще не родился тот мужчина, который сможет, меня купить. Меня купить? Нет!

Тут вошла прислуга сказать, что явился дон Аугусто; и ждет сеньору.

– Он? Пусть убирается. Не хочу его видеть. Передай ;ему, что я уже сказала свое последнее слово.

– Подумай немного, деточка, успокойся; не приник май все так близко к сердцу. Ты неправильно поняла; намерения дона Аугусто.

Когда Аугусто предстал перед доньей Эрмелиндой, оа принес свои извинения. Он, мол, глубоко огорчен, Эухения неправильно истолковала его добрые намерения. Он уплатил по закладной за дом, и теперь владение свободна от долга и по закону полностью принадлежит своей хоч зяйке. Если же она упорствует и не желает получать ренту, то он тоже никак не может ее получать, так что деньги будут потеряны без всякой пользы, или, точнее говоря, будут откладываться в банк на имя хозяйки. Кроме того, он отказывается от своих претензий на руку Эухении, его единственное желание — чтобы она была счастлива. Он даже готов подыскать место для Маурисио, чтобы тому не приходилось жить на деньги своей жены.

– У вас золотое сердце! — воскликнула донья Эрмелинда.

– Теперь, сеньора, вам осталось только объяснить племяннице истинный смысл моих намерений, и, если выкуп закладной показался ей дерзостью, пусть она простит меня. Но, думаю, сейчас уже нельзя дать делу обратный ход. Если ваша племянница пожелает, я могу быть шафером на ее свадьбе. Затем я собираюсь отправиться в долгое и далекое путешествие.

Донья Эрмелинда велела прислуге позвать Эухению: дон Аугусто, мол, желает с нею поговорить. «Сеньорита только что вышла», — отвечала прислуга.

– Ты несносен, Маурисио, — говорила Эухения жениху в той же самой каморке привратницы, — совершенно несносен, и, если так будет и дальше, если ты не встряхнешься, не станешь искать себе работу, чтобы мы могли наконец пожениться, я готова на любое безумие.

– Какое безумие? Скажи мне, дорогая. — И он поглаживал ее шею, намотав на палец завиток волос.

– Слушай, если хочешь, мы поженимся и так, я буду работать… за двоих.

– А что тогда скажут обо мне, если я на это пойду?

– Какое мне дело, что о тебе скажут?

– Нет, нет, дело серьезное!

– Да мне все равно. Я хочу, чтобы все это кончилось как можно скорее.

– Так ли уж плохо нам с тобой?

– Плохо, очень плохо! И если ты не решишься, я готова…

– На что? Скажи-ка.

– Готова принять жертву дона Аугусто.

– Выйдешь за него?

– Нет, никогда ! Принять в подарок мой дом.

– Так и поступай, дорогая, так и поступай! Если только об этом речь…

– И ты согласишься?

– А почему бы и нет? Этот глупец, дон Аугусто, как мне кажется, не совсем в своем уме; раз у него такой каприз, зачем нам ему мешать?

– Значит, ты…

– Ну конечно, дорогая, конечно!

– …до кончиков ногтей мужчина.

– Не совсем такой, какого тебе хочется. Ну, пойди сюда.

– Оставь, Маурисио, я тебе сто раз говорила, чтоб ты не был…

– Чтоб я не был ласковым?

– Нет! Скотиной! Сиди спокойно. Если хочешь, чтобы я тебе верила, перестань лениться, поищи как следует работу, а дальше — сам знаешь. Посмотрим, хватит ли у тебя энергии. Помнишь, я тебе уже один раз дала пощечину?

– Как приятно было! Дай, дорогая, дай мне еще одну! Вот по этой щеке.

– Не напрашивайся.

– Ну дай же!

– Нет, я тебе не доставлю этого удовольствия.

– А другое?

– Говорю тебе, не будь скотиной. И повторяю: если ты не постараешься найти работу, я приму его предложение.

– Хорошо, Эухения, хочешь, я скажу тебе всю прав^ ду, совершенно откровенно?

– Говори!

– Я очень тебя люблю, очень; я схожу с ума от любви, но мысль о браке меня пугает, мне становится жутко. Я ведь лентяй по натуре, в этом ты права. Больше всего меня мучит необходимость работать, и я предвижу, что, если мы поженимся, а ты, очевидно, захочешь иметь детей…

– Только этого еще не хватало!

– …мне придется работать, и много работать, потому что жизнь дорога. А согласиться, чтобы работала ты, я не могу. Ни за что, ни за что! Маурисио Бланко Клара не может жить за счет женщины. Но есть один выход: ни тебе не придется работать, ни мне, а все будет улажено.