– Да, занятно. Вы, кажется, слишком плотно поужинали?
– Я поужинал так, как мне было угодно.
– Молодой человек скор на ответ.
– Я отвечаю так, как хочу.
– Черт побери!… – начал было граф, чуя приближение бури; но вмешательство капитана восстановило мир.
– Ну что ж, – успокоившись, сказал граф любезным тоном, – вынимайте денежки и попытайте счастье.
Дон Луис сел за стол и высыпал из кошелька все золото. Вид денег окончательно успокоил графа, – их было едва ли не больше, чем в банке, и он уже предвкушал, как обыграет новичка.
– Над этой игрой не приходится ломать голову, – сказал дон Луис. – По-моему, я в ней разбираюсь. Я ставлю деньги на карту, и если приходит моя карта, я выигрываю, а если противная, то выигрываете вы.
– Так, дружок, вы обладаете чисто мужскими способностями.
– Кстати сказать, у меня не только мужские способности, но и мужская воля. И тем не менее я далек от того, чтобы быть мужланом, как иные.
– Да вы, оказывается, говорун и острослов!
Дон Луис замолчал; он сыграл уже несколько раз, ему везло, почти каждый раз он выигрывал.
Граф начал горячиться. «Неужели же малыш меня обчистит? – сказал он себе. – Бог покровитель невинности».
Пока граф все больше и больше выходил из себя, дон Луис, вдруг почувствовав усталость и отвращение, решил покончить все разом.
– В конце концов, – сказал он, – или я заберу ваши деньги, или вы заберете мои. Не правда ли, сеньор граф?
– Правда.
– Так что ж тут полуночничать? Время позднее и, если следовать вашему совету, мне пора спать, чтобы цвет моей юности не увял.
– Что такое? Вы хотите дать стрекача? Улизнуть?
– Почему улизнуть? Напротив. Куррито, скажи, тут, в этой кучке, не больше ли уже денег, чем в банке?
– Несомненно, – поглядев, ответил Куррито.
– Как сказать, – спросил дон Луис, – что я играю сразу на всю сумму в банке?
– Это дело нетрудное, – ответил Куррито. – Нужно сказать: «Ва банк».
– Ладно, ва банк! – сказал дон Луис, обращаясь к графу. – Ва банк и все, что полагается, на короля пик; король, несомненно, появится раньше, чем его враг – тройка.
Граф, чье движимое имущество целиком находилось в банке, дрогнул перед опасностью, которой оно подвергалось. Но что делать – пришлось принять вызов!
По народной поговорке – кому везет в любви, тому не везет в игре. Но, пожалуй, правильнее было бы сказать: когда приходит удача, она бывает во всем; и точно так же случается, когда не повезет.
Граф стал метать, но тройка никак не выходила. Его волнение росло, как он ни старался его подавить. Наконец он приоткрыл с уголка короля червей и замер.
– Бросайте, – сказал капитан.
– Король червей. Черт побери! Попик меня обобрал! Забирайте деньги.
Граф в бешенстве бросил колоду на стол. Дон Луис со спокойным безразличием собрал все деньги.
После короткого молчания заговорил граф:
– Попик, вы должны дать мне отыграться.
– Не вижу в ртом необходимости.
– Мне кажется, что между кабальеро…
– Но в таком случае игра длилась бы бесконечно, – заметил дон Луис. – Если бы существовало такое правило, не стоило бы и играть.
– Дайте мне отыграться, – возразил граф, не слушая его рассуждений.
– Ладно, – согласился дон Луис. – Будем великодушны.
Граф опять взял колоду и собрался метать новую талью.
– Стойте, – сказал дон Луис. – Сначала договоримся. Где ваши деньги?
Граф остановился в смущении и замешательстве.
– С собой у меня денег нет, – ответил он, – но мне кажется, что достаточно моего слова.
– Сеньор граф, – начал дон Луис серьезно и спокойно, – я не видел бы для себя неудобства в том, чтобы положиться на слово кабальеро и быть его кредитором, если бы не боялся лишиться его дружбы, которую я уже начал завоевывать; но сегодня утром, увидев, как жестоко вы третируете моих друзей, а ваших кредиторов, – я не желаю провиниться перед вами в том же. Не хватало еще, чтобы я добровольно отдался на милость вашей злобы – ссудил бы вас деньгами без отдачи! Ведь в свое время вы не уплатили – разве только бранью – вашего долга Пепите Хименес.
Обида была тем горше, чем неоспоримей правда. Граф позеленел от злости и вскочил, готовый броситься на семинариста с кулаками.
– Врешь, хам! – крикнул он прерывающимся голосом. – Я раздавлю тебя своими руками, сын величайшей…
Это последнее оскорбление, напомнившее дону Луису о том пятне, которым было отмечено его появление на свет, и оскорбившее честь той, чью память он свято чтил, так и не было произнесено.
Читать дальше