Кнут Гамсун - Местечко Сегельфосс

– Премного благодарен, но дома мне надо еще поработать, право, я боюсь! Другое дело, если вы сами выпьете стаканчик, по случаю вашей крупной сделки.

– Да, – сказал барин, тоже вставая, – вот именно, стаканчик по случаю сделки. Это славное винцо, я прихватил его с собой – хотел пойти в одно место, кой-кого угостить.

– Ах, я вас задерживаю, вы устали, вам пора ложиться, – сказал Борсен.

– Я не устал, – ответил барин, выпил и спрятал бутылку опять в карман.

– Так значит, покойной ночи! – сказал Борсен, низко и вежливо опустив снятую шляпу, и пошел.

«Странный человек! – думает барин, стоя на месте.– Значит, – говорит, – покойной ночи! – хотя я не устал и не собираюсь ложиться».

А Борсен снова выходит в могильную тишину и благодать ночи. Он еще долго философствует и продумывает жизнь откуда-то с самых глубин – черт его разберет, и опять смотрит на домик конторщика на пристани и – кого же он видит? Барина. В третий раз барина. У него ключ, он входит и запирает за собой дверь.

В тот вечер, когда господин адвокат Раш с женой устроили свой садовый праздник, сороки на горе, возле дома господина Хольменгро, подняли отчаянный крик. У сороки такой нрав: она любит покой и тишину, когда вечером усядется на свое дерево, но если ее потревожат, она кричит, извещая других сорок, чтоб и они тоже кричали погроме, и получается страшный шум.

«Удивительно, отчего это у нас так раскричались сороки!» – думает фру Иргенс, тоже присутствующая на празднике.

Да, так вот, наконец-то адвокат и его жена устроили свой садовый праздник, осенний праздник, и весь Сегельфосс собрался к ним. Только нет начальника станции Борсена, потому что за все эти годы он так и не сделал визита, значит не могло быть и речи о том, чтоб его пригласить; но, кроме него, не забыли никого, заодно пригласили на чай и закуску и всех рабочих.

– А когда придет Виллац Хольмсен, – говорил адвокат Раш своей жене, – изволь спокойно сидеть на месте, пока он не войдет в комнату, прими его без всякой торжественности. Смотри на меня, Кристина, и замечай, что буду делать я, и, будь уверена, не ошибешься. Например, когда Виллац Хольмсен соберется уходить, я совсем не намерен его удерживать.

Увы, адвокату Рашу постоянно приходилось учить свою жену светскому обращению, она не имела понятия ни о каких тонкостях. А что, если б она, в подражание ему, вздумала, например, носить свой носовой платок за обшлагом, как делал он и доктор Муус? Нет. В конце концов ему надоело следить за ее ошибками, и только когда они становились уж чересчур грубыми, он выговаривал ей:

– Послушай же, Кристина, нельзя наклонять тарелку, чтоб доесть весь суп, запомни хорошенько. Ни один порядочный человек так не делает!

Фру Раш была, пожалуй, настолько глупа, что чувствовала себя угнетенной своим мужем, но оснований для этого у нее не было; понимай она все правильно, она была бы ему благодарна. Но, разумеется, она не чувствовала к нему благодарности, – на то она – женщина.

Бесцветная, но миловидная, честная и чуть-чуть глупенькая, она не всегда понимала, что говорит. Девушкой – веселая и стремившаяся замуж, женщиной – немножко чопорная, седенькая и сентиментальная, – смотритель пристани, увы, господь не судил, чтоб он достался ей! Он пришел сегодня со своими певцами, и когда они пели в саду, она должна была убежать в спальню, чтоб скрыть свои слезы. Да благословит его господь! А может быть, они и пел-то для нее, для своей бывшей возлюбленной Кристины Сальвесен? Она отдала свою руку адвокату Рашу, по настойчивому совету и уговорам фру Иргенс, наверно, то было божье предопределение, теперь у нее двое детей, других таких не найти на свете – разве что Виллац Хольмсен мог сравниться с ними. Виллац Хольмсен, когда был маленьким…

А нынче Виллац даже не пришел на вечер. Нет, со времени отъезда Антона Кольдевина молодой Виллац мог больше распоряжаться собой и усиленно работал. Он прислал ей записочку – дорогая фру Кристина! – с благодарностью и поклоном ее мужу, – он застрял с работой и должен поскорее ее кончить, так что никак не может прийти на праздник.

– Да, да, – сказал ее муж, – но ведь вот доктор Муус пришел же, и господин н фрекен Хольменгро здесь, и фру Ландмарк с дочерьми тоже здесь!

Адвокат мог бы назвать еще многих: ленсман из Ура, редактор и наборщик «Сегельфосской газеты», торговец Генриксен с дальних шхер, обе дочери Пера из Буа, то есть барышни Иенсен, и надо правду сказать, они очень развились, носили часы на груди и совсем стали образованные барышни. Теодор же из Буа, их брат, тот отсутствовал по причине ссоры и враждебных отношений с адвокатом.