Кнут Гамсун - Местечко Сегельфосс

Конрад поравнялся с ними и прошел мимо. На ходу он застегивал обшлаг рукава, притворяясь, будто очень этим занят.

– Он не поклонился, – сказал Виллац.– Чего, собственно, добиваются эти ваши ребята?

– Не знаю. Они прогуливаются, берут свободные часы, они ввели эту моду. Вот я вижу, некоторые сидят в лесу.

Виллац взглянул на господина Хольменгро и понял, что сказочный король ослабел, губы его слегка дрожали, радужная оболочка глаз посветлела и стала водянистой. Да, он постарел.

Виллац остановился и сказал:

– Позовите этого человека! Спросите его, куда он идет. Господин Хольменгро повиновался и крикнул:

– Конрад, поди, пожалуйста, сюда на минутку! Виллац поразился просительной форме и тому, что помещик сделал два шага навстречу своему слуге: уж не думал ли он, что это поможет? Конрад не поторопился из-за этого. И когда, наконец, он медленно и вяло приблизился, он не стал ждать, что ему скажут, а сам спросил:

– В чем дело?

Господин Хольменгро спросил:

– Куда ты идешь?

– Куда я иду? – переспросил Конрад.– Да никуда в точности.

– Разве сейчас не рабочее время?

– Другие отдыхают, и я тоже пошел.

– Ступай назад работать, – сказал господин Хольменгро. Может быть, Конраду все это показалось немножко странным, немножко удивительным он почувствовал что-то новое, какую-то перемену: у помещика появился голос, сказав два слова, он не спешил повернуться, чтоб спрятаться. Кроме того, он был не один, с ним был еще барин, тоже помещик, что бы это значило?

– Что ж, я пойду, пожалуй, если и другие тоже пойдут, – сказал Конрад и пошел.

– Что там такое, Конрад? – крикнули ему с опушки.

– Велят идти работать, – ответил Конрад.

– Пойдем, ребята, посмотрим! – сказали на опушке. Вперед выступил Аслак, высокий широкоплечий детина с трубкой в зубах. На нем была фуражка с козырьком и зеленая куртка, на ногах высокие сапоги с пряжками на голенищах. Двое других рабочих последовали за ним, они были в одних жилетах и в соломенных шляпах, курили папиросы.

Процессия двинулась по дороге. Конрад отстал и пошел со своими товарищами, между ними начался оживленный разговор.

– Посмотрим! – говорил Аслак.

Господин Хольменгро шел, поникнув головой, и думал. Поникнув головой? Ведь это же не подобающая осанка для короля. Может быть, он преследовал определенный план и хотел ковать железо, пока оно было горячо. Когда пришли на мельницу, он спросил Бертеля из Сагвика:

– Разве тебе не нужны эти люди, Бертель, что они разгуливают в самое рабочее время?

– Как же не нужны! – ответил Бертель.

Оле Иогана подстегнуло его непобедимое любопытство, и он подошел.

– Еще бы не нужны! – сказал он.

– Да ведь они же уходят, куда хотят?

– Такой уж у них обычай, – сказал Бертель.

– Хм. У нас такой обычай, да! – послышался голос Аслака.

Господин Хольменгро повернулся к рабочим и сказал:

– Да, но впредь у нас такого обычая больше не будет.

– Вот что, – сказал Аслак.– Это вы один так решили?

– Да.

– Ага! А я-то дурак, думал, что и нас тоже это немножко касается.

– Нет.

– Ха-ха. Что-то вы очень стали храбры!

– С нами уж больше не считаются, ребята! – сказал Конрад.

Ропот. Все больше и больше рабочих прекращало свою прогулку и повыходило, понимая, должно быть, что заваривается какая-то каша. Аслак курил и плевал; когда трубка догорела, он зажег несколько спичек сразу и не двинулся с места. Он был высок и силен, может быть он был уверен в своей правоте.

– Идите работать, ребята, – приказал хозяин.– Становитесь на работе, кто хочет работать, остальные могут уходить.

Краткое молчание.

– Что ж, мы опять стали рабами, товарищи? – спросил Аслак.

Помещик цыкнул на него и сказал:

– Ты-то, во всяком случае, можешь уходить, Аслак! Наверное, никогда не слышал Аслак таких речей от хозяина; он позабыл про курение, с ним случилось неожиданное. Овладев собой, он начал объяснять, что этот перерыв в середине дня они установили два года тому назад и не уступят его, и кончил тем, что если уйдет с работы он, то уйдут и еще многие.

– Мы все уйдем! – ответили ему.

Эта поддержка рабочих помогла Аслаку, очень помогла: он почувствовал уверенность и злость, заговорил с хозяином дерзко, стал его «тыкать» и называть Тобиасом.

– Мы знаем, откуда ты явился, – сказал он, – ты родом с острова и тебя зовут Тобиас, не воображай, что ты римский папа. Потому что если ты скажешь еще хоть одно слово, я уйду, – сказал Аслак.

– Да, пойди к смотрителю пристани и получи расчет, – кивнул головой, сказал господин Хольменгро.