Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

— Тихо!.. — Сквозь белое клубящееся марево послышались чьи-то твердые шаги. «Мусульмане» так не ходили.

Шаги приблизились и затихли перед самой дверью. В двери показалась голова Левинского.

— Бергер, — позвал он шепотом. — Где 509-й?

— В двадцатом. Что случилось?

— Выйди-ка на минуту.

Бергер направился к двери.

— 509-му больше нечего бояться, — произнес Левинский отрывистой скороговоркой. — Хандке мертв.

— Мертв? Что — бомба?

— Нет. Просто мертв.

— Как это произошло? Он что — попался эсэсовцам под горячую руку, в тумане?

— Он попался нам под горячую руку. Еще вопросы есть?.. Главное, что с ним покончено. Он был опасен. Туман нам очень помог. — Левинский помолчал. — Ты его еще увидишь, в крематории.

— Если выстрел был сделан с малого расстояния, то на коже остались следы пороха и ожог.

— Это был не выстрел… Заодно, под шумок, прикончили еще двух шишек, из самых опасных. Один — из нашего барака. Выдал двух человек.

Раздался сигнал отбоя воздушной тревоги. Туман тяжело вздымался и рвался на части. Казалось, будто его изрешетили осколки бомб. Одна за другой заголубели чистые полыньи неба. Туман вокруг них засеребрился, и через минуту солнце наполнило его белым, холодным сиянием. Из этой зыбкой белизны медленно росли черные, похожие на эшафоты, пулеметные вышки.

Вновь послышались чьи-то шаги.

— Тихо!.. — шепнул Бергер. — Левинский, входи! Прячься скорей!

Они вошли внутрь и закрыли за собой дверь.

— Идет один человек, — произнес Левинский. — Значит, опасности нет. — Они уже неделю не ходят поодиночке. Боятся.

Кто-то осторожно приоткрыл дверь.

— Левинский здесь?

— Чего тебе?

— Иди сюда быстрее! Я принес…

Левинский скрылся в тумане.

Бергер огляделся по сторонам.

— А где Лебенталь?

— Пошел в 20-й. Рассказать 509-му.

Вернулся Левинский.

— Ты не узнал, что там случилось? — спросил Бергер.

— Узнал. Давай выйдем.

— Ну?..

Левинский медленно улыбнулся. Размытое туманом влажное лицо его — зубы, глаза, широкий нос с трепещущими ноздрями — проступало все отчетливее.

— Рухнула часть эсэсовской казармы, — сказал он. — Есть убитые и раненые. Пока не знаю, сколько. В 1-м бараке погибло несколько человек. Повреждены арсенал и вещевой склад. — Он с опаской огляделся вокруг. — Нам нужно кое-что спрятать. Может быть, только до вечера. Нам кое-что перепало. Жаль, времени было маловато. Каких-нибудь несколько минут, пока не вернулись эсэсовцы.

— Давай сюда, — быстро проговорил Бергер.

Они встали вплотную друг к другу. Левинский сунул Бергеру увесистый сверток.

— Из склада с оружием, — шепнул он. — Спрячь его в своем углу. У меня есть еще один. Мы спрячем его в дыре под койкой 509-го. Кто там теперь спит?

— Агасфер, Карел и Лебенталь.

— Ладно… — Левинский все еще сопел от возбуждения. — Сработали они быстро. Сразу бросились туда, как только взорвалась бомба. Стену оружейного склада пробило, а эсэсовцев не было. Когда они вернулись, наших уже и след простыл. Они стащили еще кое-что. Но это мы спрячем в тифозном бараке. Равномерное распределение риска, понимаешь? Вернеровский принцип.

— А эсэсовцам не бросится в глаза, что чего-то не достает?

— Может быть. Поэтому мы и решили ничего не оставлять в рабочем лагере. Мы взяли не так уж много, а кроме того — там сейчас сам черт ногу сломит. Может, они и не заметят ничего. Мы даже попробовали поджечь арсенал.

— Вы недурно поработали… — сказал Бергер.

Левинский кивнул.

— Счастливый день. Пошли, надо это незаметно спрятать. Здесь никто ничего не подозревает… Уже совсем светло. Мы не могли взять больше — эсэсовцы быстро вернулись. Они думали, что ограждение накрылось. Стреляли по всем, кто им попадался на дороге. Боялись побега. Сейчас уже успокоились. Увидели, что колючая проволока в порядке. Наше счастье, что рабочие команды сегодня задержали! А иначе — «опасность побега ввиду сильного тумана». Могли бы спокойно угробить наших лучших людей. Сейчас, наверное, будет поверка. Пошли, покажешь, куда это засунуть.

Через час вышло солнце. Небо было ласковым и синим, последние клочья тумана рассеялись. Влажные и помолодевшие, словно только что из купели, поблескивали первым зеленоватым пушком поля, расчерченные кое-где вереницами деревьев.

После обеда в 22-м блоке уже знали: двадцать семь заключенных застрелены во время и после бомбежки, двенадцать погибли в 1-м бараке, и двадцать восемь получили ранения от осколков; погибли одиннадцать эсэсовцев, в том числе и Биркхойер из гестапо; погиб Хандке. И еще два человека из барака Левинского.