«Мы должны подробно изучать все симптомы и последствия убийственного равенства, чтобы уметь в нашей дальнейшей общественной работе уважать личности, выдающиеся силой своей традиции, таланта, образования, заслуг, чтобы выработать и сохранить здоровую иерархию, чтобы одни умели управлять, а другие слушаться их и поддерживать. Мы должны показать во всем их ужасе последствия легкомысленных, питаемых мимолетным чувством порывов, чтобы, сохраняя энтузиазм, пробудить в себе политический инстинкт, умение пользоваться обстоятельствами, мужскую энергию и стойкость в труде».
Таким образом, пропагандистские мероприятия инспектора Забельского достигли своей цели, поскольку окончательно оттолкнули всю эту молодежь, занимавшуюся литературой, от отечественных дел, которых она совсем не знала, и посеяли в умах специфическое, чисто клериковское отвращение ко всему польскому. Русофильство во всем – вплоть до религии – считалось в кругах этой молодежи синонимом прогрессивности, критицизма и ума.
В партии вольнолентяев, куда шли все больше сыновья шляхтичей и вообще состоятельных люден, занимались главным образом бездельничаньем; всеми способами отлынивали от уроков и втирали очки учителям, до упаду отплясывали на масляницу, увлекались катанием на коньках, тайной верховой ездой и еще более тайным посещением маскарадов в обществе приезжих актрис и девиц, живущих в Клерикове постоянно. Партия эта не выносила никаких литературных занятий – главным образом потому, что они влекли за собой сверхурочную и внеклассную работу. У вольнолентяев играли в карты, о чем «литераторы» и мечтать не могли, поскольку среди них было множество подлиз и обыкновеннейших шпионов. Вольнолентяи, как сообщество по существу противозаконное, не терпели в своей среде ни одного доносчика. Они были связаны между собой узами дружбы, представляли сплоченный круг гимназического high – life, [40]и вследствие этого тайна игры в стуколку сохранялась строжайшим образом, несмотря на усиленные расследования инспекции.
Место игры назначалось то тут, то там, а чаще всего в доме врача Вышоберского, вернее в комнате его сына, пользовавшегося всеобщей любовью, вольнолентяя Антося. Участники собирались поздно вечером, около двенадцати, притом в такие дни, когда отлучку с квартиры можно было объяснить посещением театра, присутствием на астрономических занятиях с учителем космографии, на детском балу или законным визитом к родственникам. И тогда, за плотно закрытыми ставнями, в густейшем папиросном дыму, партнеры до поздней ночи сражались в стуколку. Страсти разнуздывались до предела, так как ставка достигала иной раз сорока рублей. Случалось, что кто-либо из домашних, посвященных в тайну, чтобы разогнать игроков, нарочно стучался ночью, подражая стуку инспектора. Тогда храбрые вольнолентяи гасили свет, прятали карты и лезли под кровать, за шкаф и в шкаф, толкаясь и ушибаясь в потемках.
Самый разгар увлечения карточной игрой пришелся на время молитвенных собраний, предшествовавших великопостному говению. Четыре старших класса собирались в одном большом зале. На первых скамьях сидело десятка полтора учителей католиков, а на кафедре стоял приглашенный ксендзом-префектом викарий местного прихода. Ксендз этот был мал, худ и говорил тихоньким голосом, таким однообразным и бесцветным, что сон смаривал самых выносливых слушателей. Усатое и бреющее бороды общество вольнолентяев-старшеклассникоп располагалось на задних скамьях в глубине зала, по соседству с печью. Во время второго собрания, когда ксендз продолжил рассказ о покаянии и. принялся нанизывать бесконечно длинные периоды, в зале было тихо, как в храме.
Казалось, здесь нет ни одной живой души. Учителя сидели в расслабленных позах, благочестиво уставившись остекленевшими глазами на оратора, ученики не шевелились. Кто сел, заложив ногу на ногу, так и сидел, кто устремил глаза на какой-нибудь гвоздь в полу, – ни на миг не отрывал их. Прошел час, полтора, пробило два, начался, наконец, третий… И вдруг среди мертвой тишины с последних скамей раздался громкий, нетерпеливый возглас:
– Да бей же трефой!
Невозможно описать суматоху, вызванную этими словами. Власти кинулись преследовать бесстыдных игроков, подвергли допросу и обыску всех и вся, однако так и не нашли ни злоумышленника, призывавшего бить трефой, ни его партнеров.
Другая группа с увлечением предавалась верховой езде. За предместьем Рокитки, в сараях на окраине поля, располагался с осени и на все зимнее время эскадрон драгун. Некоторые из вольнолентяев завязали отношения с вахмистром одного из эскадронов и за большие деньги поздно вечером получали на несколько часов трех оседланных лошадей. Их украдкой выводил в чистое поле подговоренный солдат и там ожидал наездников. Они приходили тайком и, переряженные в штатские куртки, шапки и высокие сапоги, прыгали в седла и скакали во весь дух по малопосещаемым дорожкам.
Читать дальше