Кнут Гамсун - Бенони

— Что-то ты сам на себя не похож, — сказал Бенони, — вот ужо весной, когда ты вернёшься с Лофотенов, ты сможешь перейти в новый большой дом.

— Много для меня, слишком много.

— А малыш как, здоров? — спросил Бенони.

— Да, здоров. Глаза у него, правда, карие, но так-то мальчишка красивый, мне нравится.

— Ты на руках его хоть раз держал?

— Нет.

— Ни разу?

— Да вот как-то всё собирался, собирался...

— Ты бы хоть немножко его подержал, — советует Бенони.

— Вы так думаете?

— Думаю. Ну насчёт карих глаз — иначе и быть не могло, но всё равно...

За разговором они добрались до места и въехали на церковный двор, так что снег взвился.

Господин в мехах, сам Хартвигсен собственной персоной. Не то один, не то два работника выбегают из пасторского дома, чтобы принять коня.

«Милости просим, милости просим, заходите, заходите!» — «Нет, спасибо!».

Бенони страдает в сердце своём, ибо ожило старое, немеркнущее воспоминание: некогда в этом доме ему пришлось подписать весьма суровое объяснение, потом это объяснение было зачитано ленсманом у них на церковной горке. Позднее Роза стала его невестой, а затем между ними всё кончилось, она вышла за другого, за Николая, сына пономаря. Н-да...

Во всём своём великолепии Бенони поднимается на горку, спокойно рассекая группки людей, которые раздаются в стороны и здороваются: его здесь все знают. Посыльный спрашивает, не будет ли Хартвигсен так любезен наведаться к пастору и выпить чего-нибудь тёпленького? Нет, спасибо, у него дела. Возможно, после богослужения он зайдёт поблагодарить за приглашение. По правде говоря, никаких таких дел у Бенони нет, но у большого человека всегда может найтись дело к любому из этих людей, его деятельность очень многообразна, так, например, ему нужна команда для рейса к Лофотенам на всех новых судах. Ему даже и не нужно делать первый шаг и опрашивать желающих, если его до сих пор не обступили плотным кольцом, так из одного лишь почтения. Один за другим подходят к нему, стаскивают шапку с головы, потом нерешительно напяливают снова, хотя на дворе студёно. Не будет ли его милости, чтобы предоставить просителю место на одном из его судов? А Бенони высится, будто памятник, в дохе, в подбитых мехом сапогах, представая добрым и милостивым господином перед всяким, кто к нему ни подойдёт. «Я подумаю, — отвечает он и записывает имя, — загляни ко мне на днях. Правда, я не должен забывать и про своих земляков, но всё-таки...».

А тут пастор Барфуд спешит вверх по холму, останавливается перед Бенони в полном облачении и просит того не проходить мимо пасторских дверей. Бенони, поблагодарив, отвечает, что постарается выбрать время после богослужения, и справляется, хорошо ли пастор себя чувствует.

Вот видите, подобный вопрос Бенони Хартвигсен и не посмел бы задать пастору в былые дни.

А вот Роза не поднимается вслед за отцом. Может, она вообще не намерена быть сегодня в церкви? Ладно.

И всё же она приходит. Бенони снимает с головы меховую шапку, здоровается, а Роза, побагровев от смущения, спешит мимо. Бедная Роза, верно, никак не могла совладать со своим любопытством, ей захотелось поглядеть на Бенони в мехах. Роза прошла к ризнице.

Бенони стоит какое-то время и соображает, потом говорит последнему из просителей:

— Тебе, верно, несладко приходится, загляни ко мне через денёк-другой, я тебе помогу.

— Бог вас благослови! — отвечает тот.

А Бенони заходит в церковь.

Он с умыслом садится у самых дверей. Люди таращат глаза от удивления: он мог бы сесть хоть у дверей на хоры, а вот, поди ж ты, не сел! Роза сидит на скамье для пасторской семьи и глядит на него. Она снова заливается краской, потом потихоньку бледнеет. На ней песцовая шубка.

Бенони расстёгивает свою доху 26 26 Доха — шуба из меха и с верхом из меха. . Он прекрасно сознаёт, что место, на которое он сел, не подобает важному господину; и ленсман, и несколько мелких торговцев из дальних шхер сидят впереди.

Но Бенони чувствовал себя удобно на своём сиденье и своей персоной возвышал его из ничтожества. Уж, верно, многие устыдились и были бы куда как рады сидеть гораздо ниже, под Хартвигсеном, всемогущим Хартвигсеном, ах, не ходить бы им сегодня в церковь.

Сразу после проповеди многие вышли. Бенони застегнул доху и последовал за ними. Он не хотел больше смущать Розу своим присутствием; люди и так переводили взгляд с него на Розу и снова с неё на него, вспоминая при этом о былой помолвке. «Это ж надо, отказаться от такого человека!» — верно, думали про себя люди. Бенони направился к саням, а Свен-Сторож тотчас присоединился к хозяину и спросил, не пора ли запрягать. Да, и поскорей. Но до пастората доходит весть, что Хартвигсен собрался уезжать.