Кнут Гамсун - Новые силы

И вот она стоит перед ним, в нескольких шагах. Он бессознательно сделал привычное движение и застегнул пиджак.

— Это ты? — сказал он.

— Да, это я, — ответила она. — Мне нужно... Я хотела... — И вдруг она вытащила из кармана пачку денег и положила её на конторку. Руки её сильно дрожали, она разрознила пачку, уронила бумажки, нагнулась, стала подбирать их, говоря взволнованным голосом: Возьми их, не отказывайся! Это деньги, которые я тратила на... тратила недостойным образом. Позволь мне не говорить, на что я их употребляла, это слишком ужасно. Их должно быть ещё больше, но я не могла ждать... Их нужно вдвое больше, но у меня не хватило терпения дожидаться, пока накопится столько, сколько нужно. Возьми их, ради Бога! Я отдам тебе остальное потом, со временем, но я должна была прийти сегодня...

Он прервал её с отчаянием:

— Господи, неужели ты не можешь... Зачем ты постоянно говоришь о деньгах? Зачем ты копишь для меня деньги? Я не понимаю, как это может доставлять тебе удовольствие! У меня достаточно денег, дела идут прекрасно, великолепно, мне ничего не нужно...

— Но эти деньги совсем другое дело, — глухо проговорила она. — Я отдаю их тебе ради самой себя. Я получила их от тебя же, ты посылал мне слишком много, я откладывала каждый раз. Если бы у меня не было этой маленькой радости, я не могла бы жить, я не выдержала бы. Я считала их каждый день и всё ждала, когда накопится достаточно, но тут не всё, осталось приблизительно около четвёртой части. Мне так стыдно...

И вдруг он понял, почему она во что бы то ни стало хочет отдать ему эти деньги. Он взял их и поблагодарил. О, да тут много, очень много! Но не обидит ли она этим себя? Это верно, он может положиться на её слова? Ну, в таком случае он с удовольствием возьмёт их у неё, она может потом получить их обратно, а пока он вложит их в дело. И, если говорить правду, она оказывает ему большую услугу, ему, действительно, сейчас нужны деньги, она очень помогла ему.

Он не показал ей, что понял. Он следил за ней и видел, как она вздрогнула от радости, глаза её засияли под вуалью, и она проговорила:

— Господи, как хорошо, что я пришла именно сегодня!

О, этот голос, этот голос! Он помнил его ещё с той счастливой поры, когда она, смущённая от радости, благодарила его за что-нибудь. Он было вышел из-за конторки, но отошёл назад, смущённый её близостью, её фигурой, счастливым взглядом из-под вуали. Он опустил глаза.

— Как ты поживаешь? — спросила она. — А дети?

— Прекрасно. Дети растут, платья стали им коротки. Мы живём хорошо. А ты?

— Я ничего не знала о вас. Я хотела дождаться, пока наберу денег, пока скоплю и последнюю четверть, но не выдержала. Когда был жив Оле, он рассказывал мне о вас. Но теперь мне не к кому пойти, и я больше не могла ждать. Я была здесь и вчера, только не вошла, и так и вернулась домой...

Не предложить ли ей взглянуть на детей?

— Может быть, ты поднимешься на минутку к детям? — сказал он. — Они очень обрадуются. Я не знаю, что там делается, но всё равно...

— Спасибо, с удовольствием.

Он видел, как она благодарна ему, хотя больше она ничего не сказала. Она протянула ему руку на прощанье.

— Узнают ли они меня? — сказала она.

— Я тоже приду немного погодя, — сказал он. — Мне как раз сейчас нечего делать. Ты, может быть, посидишь часок? Но я совершенно не знаю, всё ли у нас в порядке... Вот ключ от двери, тебе не нужно будет звонить. Только смотри, чтобы дети не выпачкали тебя башмаками, если будешь брать их на колени. Да, не смейся, пожалуйста, Бог знает, какие на них сегодня надеты башмаки.

Ганка пошла. Он отворил ей дверь и проводил на лестницу, потом вернулся в контору.

Он подошёл к столу, но не стал работать. Вот здесь она стояла. На ней сегодня чёрное бархатное платье. Но лица он не видел, только часть шеи, маленькую белую полоску шеи. Теперь она наверху. Можно ли и ему пойти туда? Сейчас, или подождать ещё? Он не слышал детской беготни, всё было тихо, должно быть, девочки сидят с ней. Хорошо, если бы они были в красных платьицах!

Он поднялся по лестнице в странном волнении и постучался в дверь, словно входил не к себе. Жена его встала, как только увидела его.

Она сняла вуаль и сильно покраснела. Теперь он понял, почему она не сразу подняла вуаль: тяжёлые дни в комнатке возле крепости не прошли для неё бесследно, на лице её лежал отпечаток страдания. Иоганна и Ида стояли около неё и держались за её платье. Они не совсем ясно помнили её и смотрели на неё молча и с изумлением.