Илья Штемлер - Архив

Коловращение проснувшегося города пробуждало у него вкус к жизни. А скорость, с которой проскакивали дни, озадачивала и пугала. Только вчера он шел в архив молодым и сильным, а сегодня слышит шарканье собственных шагов, затмевающая взор влага покалывает веки. Но все равно — город его возбуждал и подзадоривал. Изумлял вечным вопросом — куда все бегут? Неужели для того, чтобы прибежать куда-то, сесть и ничего не делать? Если хоть что-то они делают, то откуда столько упущений и нехваток? Или они только готовятся что-то делать и бегут, чтобы не растерять запал?

Утренняя уличная суета прервалась резко, дверным стуком за спиной. А ноздри втянули кисловатый с горчинкой запах лежалой бумаги.

Гальперин казался себе кораблем, бросившим наконец якорь в родной гавани.

Сержант Мустафаев снял с доски тяжелый ключ с латунным барашком.

— Что, Илья Борисович, бегут? — он протянул ключ навстречу Гальперину.

— Кто, Полифем? — Гальперин принял ключ в маленькую ладонь.

— Люди. Вы всегда жалуетесь, что люди куда-то на улице бегут.

— А… Бегут, брат. А где кот?

— Пропал кот. Который день не видно.

— Как пропал? — огорчился Гальперин. — То-то, смотрю, чего-то не хватает.

Весть о пропаже Дона Базилио резанула Гальперина дурным предчувствием. Он таращил на сержанта утомленные голубые глаза, ждал пояснений.

— Директор просил вас зайти к нему в кабинет, — проговорил Мустафаев вместо пояснений. — Все уже собрались, ждут вас.

— Кто это все? — Гальперин удивился осведомленности сержанта.

— Приехали какие-то люди.

Предчувствие неприятностей, возникшее с известием о пропаже кота, перекинулось на новую весть — какие там еще люди? Вчера, когда Гальперин уходил с работы, ни о каких утренних визитах речи вроде не было.

— Строители, что ли? Насчет ремонта? — спросил Гальперин.

— Не знаю. Мирошук приказал все начальство направлять к нему, — ответил сержант. — Я и направляю. Из управления вроде приехали.

Гальперин расстегнул пальто. Сознание опасности накатилось беззвучным и тяжелым валом, и в то же время с каким-то мазохистским упоением он думал, что в итоге жизненный опыт его не подвел. Но неужели Мирошук так и не передал куда следует заявление, что он вытребовал назад у Аркадия? Ну и подлец! Придержал заявление у себя, чтобы и дальше разыгрывать свою карту на гальперинских неприятностях? Но не на того напали, Захар Савельевич, эти штуки у вас не пройдут. В конце концов, всегда можно установить, что его письменного разрешения на отъезд сына из страны в соответствующие организации не поступало. Если только сам Мирошук окольным путем не передал туда злосчастное заявление… Мысли, одна нелепей другой, панически теснились в голове Гальперина, пока он поднимался по лестнице на второй этаж, в кабинет директора. Так туда и ворвется — в пальто и шапке, пусть видят, что он настроен решительно и спуску не даст.

Справляясь с непослушным дыханием, Гальперин вступил на площадку и увидел Тимофееву. Непослушные черты ее круглого лица, казалось, и вовсе отказались подчиняться — глаза, маленький пухлый носик и брови с непостижимым своеволием растеряли свою симметрию, выражая крайнее возбуждение и растерянность. Она шагнула к Гальперину и поздоровалась за руку, официально и как-то безотчетно.

— Кто там, у Мирошука? — спросил Гальперин.

— Бердников… Эта гусыня-кадровичка Лысцова. И тот тип.

Какой тип?

— Ну тот, из Управления внутренних дел, — ответила Тимофеева, — что предупреждал меня насчет Шуры Портновой. Чтобы я не очень суетилась, не спугнула жуликов из «Старой книги». Ну, следователь.

— Понятно, — озадаченно произнес Гальперин. — А он-то с чего?

— Понятия не имею, — Тимофеева кривила душой, она уже прослышала, что столь представительный приезд в архив чем-то связан с Гальпериным. Но чем — никто не знал. Кажется, даже и сам Мирошук…

— Следователь… А я-то думал, нагрянули прижимать меня к ковру, — обронил Гальперин.

— За что? — быстро спросила Тимофеева.

— Все за то же. Из-за Аркадия. Можно ли мне доверять, если воспитал такого сына-отщепенца…

Собравшиеся в кабинете директора не без удивления оглядели одетого в пальто Гальперина. И еще эта странная шапка, кудлатая, с развязанными штрипками, точно у школьника.

— Вы бы разделись, Илья Борисович, — хмуро произнес Мирошук.

Гальперин поискал глазами директора. Тот сидел в стороне, у стены, рядом с Брусницыным. А за его столом расположился Бердников, начальник управления.