Илья Штемлер - Архив

Дарья Никитична потерянно кивнула. Обращение Гальперина положило конец ее робости и сомнениям.

— Да, товарищ, — с готовностью согласилась она. — Поговорить бы надо.

Гальперин поморщился. Он не любил подобные прихваты, они ничего не сулили, кроме просьб и претензий. Особенно от стариков, точно те ищут в архиве себе вторую жизнь.

Автобус натуженно заурчал и двинулся в путь.

Возня с билетами, тряска, гул и собственные заботы отвлекли Гальперина. И присесть некуда, повсюду над креслами торчали жеваные лица пожилых людей, словно распустили на каникулы областной дом престарелых…

«Завезет куда-нибудь, ей-богу, выбирайся потом», — думала с тоской Дарья Никитична, еще раз недобро помянув про себя племянничка, и, приподнявшись на носках, крикнула в крупное, поросшее мхом ухо Гальперина — далеко ли тот собрался?

— До площади Энергетиков, — Гальперин вздрогнул от неожиданности.

— Это где? — Дарья Никитична плохо разбиралась в новых названиях. — Там, где памятник коню?

— Коню? — озадаченно переспросил Гальперин и засмеялся. Он вспомнил, что на старинном здании Публичной библиотеки, в глубокой нише, чудом сохранился горельеф с изображением лошадиной морды и торса седока с отшибленной головой. — Коню?! Это памятник крупнейшему реформатору России, Его Величеству императору Александру Второму, матушка… Коню…

Дарья Никитична приободрилась. Смеется, это хорошо, теперь она от него не отвяжется, пока все не расскажет…

— А что он такого сделал? — хитровато потрафила Гальперину старушенция.

— Ну… Хотя бы отменил крепостное право, — добродушно отозвался Гальперин.

— Ничего он не отменил, — отрезала Дарья Никитична. — Крепостное право до сих пор имеется. У кого есть крепость, у того и право.

Пассажиры автобуса одобрительно помалкивали, словно догадывались об огорчениях, что доставлял Будимирка своей престарелой тетке…

Янссон шел и думал. То, что произошло на кафедре фармакологии медицинского института, казалось самым невероятным из всего, с чем он сталкивался на своей первозданной родине за время торопливых наездов.

К скудным магазинам, темным ночным улицам и мрачноватым лицам он привык. Его не удивляла и дорогостоящая гостиница с водопроводом, отсутствие воды в котором с одиннадцати утра и до шести вечера объяснялось ремонтом, словно это была не обыкновенная система труб, а капризный электронный организм… Но чем объяснить, что принципиально новый метод синтеза для получения препарата с особо избирательным действием на сосуды головного мозга встретил активное недовольство у всех пятерых крупных фармакологов города? Этого Янссон понять не мог! А один, розовощекий, с гусарскими усами, ведущий специалист завода лекарственных препаратов даже заявил: мол, вы у себя, в Швеции, изготовьте сам препарат, проведите все стадии испытания, а потом уж нам и дарите! Янссон изумился: «Помилуйте, господа… Я совершенно бесплатно передаю в дар России сердцевину препарата. Требуются лишь дублирующие испытания, чтобы сравнить с теми, еще дореволюционными результатами. Ну, и разработка промышленной технологии… Вы платите валюту за девинкан и кавинтон. Наш же, кавинкан, объединяет лучшие свойства этих лекарств. Он менее токсичен, ибо производится из трав, не оказывает побочных действий. Да если мы выпустим его на рынок, это же сенсация в лечении расстройств мозгового кровообращения после инсультов, травм и даже атеросклеротических болезней. Я не понимаю, господа! Мы решили на семейном совете сделать подарок своей родине… Я не понимаю вас, господа. Ведь препарат уже практиковался в России, с отменным результатом. Только в малых объемах, рассчитанных на дедушкиных пациентов на Васильевском острове Петрограда… Надо только найти промышленный эквивалент».

Размышляя, Янссон убыстрял шаг.

— Не забывайте, Николай Павлович, я иду рядом с вами, — Чемоданова едва поспевала.

— Ах, извините, — Янссон смирил шаг. — Может быть, они меня не так поняли? — он посмотрел на Чемоданову жалостливым взором. — Может быть, я волновался и плохо излагал мысли?

— Вы говорили по-русски лучше них, Николай Павлович, — Чемоданова взяла Янссона под руку и подумала, что напрасно она всех столкнула лбами в архиве. Читала документы, прячась у стены с Женькой Колесниковым от посторонних взглядов. — Жаль, что столько попортили нервов из-за спецхрана.

— Что вы, Нина Васильевна. Именно то, что обнаружили в спецхране, и дало основание сослаться на практическое применение препарата в военном госпитале, на Васильевском острове, — горестно произнес Янссон. — Просто мне кажется, в старой России люди были умнее… Или ответственнее, что ли.