Антон Страшимиров - Хоро

— Свадьба!

Слышались шаги, кто-то прошептал:

— Пожар!

Новые перемешались со старыми. Заспорили. Длинноволосый не верил своим глазам: тридцать человек!

Нет, это безумие. Как будет кормиться, передвигаться такой отряд?

— Мы переберемся в Сербию, Васил. Только бы добраться до гор. Здесь жить больше невозможно...

Невозможно жить здесь... А народ куда переберется? Тоже в Сербию? Длинноволосый смотрел из-под насупленных бровей.

— Есть у вас хотя бы оружие?

— Какое там!..

Пошли, словно на выборы. Не хватает только сорвать каждому по подсолнуху, как тем, возле Огосты: саранчу пугать... Выпороть бы их!

«Им бы только митинговать!»

И потянулись длинной вереницей. Идут пригнувшись, задыхаясь. На перекрестках длинноволосый останавливается, пропускает мимо себя людей: учителя, наборщики, бухгалтера из конторы, студенты...

«Ждали манны небесной... Выпороть бы их!»

Люди, проходя мимо, так же внимательно всматриваются в длинноволосого: «Путаник... Экзальтированный тип... Ну, да ничего, сейчас от него польза!»

Да, каждый шел со своей думой. Иско понимал это. И не отставал от длинноволосого. Вообще-то, без сомнения, будущее принадлежит таким, как он, Иско. Какой смысл в индивидуализме, личном геройстве и прочем? Романтика, и ничего больше. Нет, прежде всего и важнее всего — классовое сознание, да!

— Теперь только бы пройти открытое место до гор, не так ли, Васил?

— А потом?

— Говорю, в лес поскорей бы попасть.

— А хлеб?

— Да там уж кто как выдержит.

— А кто не выдержит?

Иско опустил голову: неужели он тоже может с легким сердцем пожертвовать кем бы то ни было?.. Длинноволосый остро вглядывался в него: совсем еще дитя этот Иско. Артист. Ему бы по театрам петь и сытых ублажать. А туда же — о торжестве пролетариата заботится...

— Дети вы, Иско, сосунки. Все до одного.

Вздумали отнимать власть у царей, пап, патриархов... сокрушать военщину... А пошли с голыми руками, даже без куска хлеба, как на свадьбу...

Иско дотронулся до выщипанного подбородка. Болели израненные щеки. Ничего. А длинноволосый, конечно же, не прав. Пошли с голыми руками? Как на свадьбу? Нет, они пошли на смерть — с открытой душой, с пламенеющим сердцем! Вот что главное! И они погибнут, скрестив на груди руки! Потому что не оружие победит. Нет!

Победит масса, неисчислимость народных масс. Победят рабочие руки вместе со всем тем, что они творят — машинами и богатством.

— Классовая борьба, Васил, не вымысел. В определенный день и в определенный час, как один человек, поднимется пролетариат и скажет старому: стой! И все рухнет.

— И ни один ржавый револьвер не выстрелит?

— Разве в этом суть? — Иско криво усмехался. — И пушки будут стрелять, но победят не они.

— А в России, Иско?

— Что — в России! И в России, и в Азии, и в Африке, и, у нас, — всюду, где...

Впрочем, об этом долго рассказывать. Да и какой смысл спорить людям различных убеждений? Все равно они говорят на разных языках. Иско это хорошо понимал.

— Видишь ли, Васил, достаточно, чтобы Азия так же откололась, как откололась Россия. Европейская гидра сразу же рухнет. Иссякнут все источники.

...А открытое пространство за городскими виноградниками уже было видно: выступала вдали Средна-Гора. Скоро откуда-нибудь запоет пулемет. Пулеметная рота забралась, верно, на холмы и засела там.

— Гм, вот бы теперь пролетариату сказать: стой! А, Иско?

Глаза длинноволосого блестели; он взмахнул карабином и пополз, выставив правое плечо вперед. Люди ползли, припав к земле.

— Эх, Иско! Иегова сотворил миллионы рабов, которые не могут вместе с нами перебраться в Сербию. Они останутся в своих селах, в бороздах этих полей. А сейчас они выйдут нам навстречу. И накормят нас, и напоят, как делали это для верных своих гайдуков в течение многих веков...

...Да, села делали это — в течение многих веков — для своих гайдуков, но какой гайдук Иско и что ему надо в этих селах?

— Нет, Васил, лучше уйдем в горы.

Понятно, лучше. Но гору ни пить, ни есть не станешь.

— Иско, забудь ты про своего Маркса, не то убью!

Иско улыбнулся: взгляд длинноволосого братски ласкал его. А впрочем, Иско забыл уже про все, все...

— Только бы скорее, Васил, конец этой собачьей жизни!

Ба! Длинноволосый вскипел и оглянулся: как ему не стыдно? Теперь отказываться от жизни, теперь, когда Миче...

— Эх, Иско, не девушка — золото! Как только услыхала твое имя, так и вспорхнула, словно птичка, право!

Ха, Иско надоела жизнь! И когда? Теперь. Да он просто глупец, недостойный глупец!