Антон Страшимиров - Хоро

— Будьте здоровы, товарищи! За упокой души погибших... и тех, кто еще погибнет!

Подвал преобразился. Головы поникли. Снова они будто в казарме — малевцы, сапожники и другие, много других. Темнота, вонь... Слышатся стоны, пол залит кровью... эх!

Старый Капанов вздохнул. И опрокинул разом стакан полыновки. А боль его передалась, как зевота: вздыхали один за другим. Сыбчо глухо тянул: «Как хотите стерегите, я и так не убегу...»

Как они пели это там! Пели и плакали. Ладно.

— Что случилось, дедушка Капанов?

— Как же, случилось! Дрангаз не отворял, и мы...

— А мы подумали бог весть что.

Сыбчо закрутил ус.

— Что может случиться? Кому смех, кому горе.

— Так-то оно так.

— У Карабелевых — там этот начальник, косоглазый — мать его... Теперь ему сам черт не брат: умерла — средь свадьбы — старуха Карабелева.

— Да ну? Смотри ты! Везет этому кровопийце!

— Везет. — Сыбчо цедил сквозь зубы. — А эта толстуха Миче — Карабелева — теперь еще разжиреет... Так наплевать на братнину память — тьфу, гадина... ну, да ничего. Господь милостив. Придет же на нашу улицу праздник!

Цигарки разгорелись ярче и осветили бочки. — Да, придет и на нашу улицу праздник, не может не прийти!

Сыбчо потушил свою цигарку.

— А кто-то сейчас девку крал... Право слово! Ну и дела! Верно сказано: кому — смех, кому — горе. Так оно и есть!

Малевцы вытянули шеи.

— Девушку, говорите? Смотри-ка! Когда?

— Девушку. Украли.

— А когда, сейчас?

— Сейчас. Только что.

Крестьяне подтолкнули друг друга. Потом зашевелились, поднялись один за другим и пошли вверх по темной лесенке. Затянули пояса и исчезли в белой ночи.

Старик Капанов ничего не заметил. Сидит себе, нагнувшись над подносом, который Дрангаз поставил на пол. Курит и пьет. Не слышит, не думает; ничего уже не слышит и ни о чем не думает.

Но Сыбчо оглянулся вокруг и стукнул себя по лбу. Ба, не иначе, как малевцы заварили эту кашу, — их люди девку украли! Конечно, их рук дело! Выбрали времечко, ничего не скажешь, хе-хе!

Он вскочил, вытаращил глаза, жестом спросил Дрангаза: куда девались малевцы?

Дрангаз приложил палец к губам.

Однако немного погодя дверь вверху приоткрылась, показалась длинноволосая голова, и в подвал ворвался хриплый голос:

— Уходите, люди, проваливайте! Исчезайте сию минуту, чтоб потом нас не проклинать!

...Гм, а это что значит? Теперь поднял голову и старый Капанов. Но Дрангаз припер дверь: куда сапожникам идти в такое несуразное время? Хуже, если их поймают как раз теперь, когда творится невесть что.

Очевидно, Дрангаз кое-что знал.

Ну, это его дело!

— Дрангаз, полыновки!

Дрожит белая ночь от трубного воя и грохота барабанов. Кажется, будто пули стучат по крышам, кажется, что вторгаются в город орды вражеские. Запираются ворота и двери домов; вспыхивает и гаснет свет в окнах. Кое-где опускаются старые, прогнившие, не закрывавшиеся много лет ставни. Да, всегда так бывало — из века в век, во все века!

Или нет, не всегда было так. Это что-то новое, совсем новое. Впрочем, всегда бывает ново, ново и страшно, когда землю устилают трупы.

...На базарной площади, среди города, поднялся столб дыма, разросся в черное облако, и вскоре заиграли языки пламени.

Белая ночь накалилась, стала красной.

Трубы истерически затрубили тревогу.

— Пожар!

Раздались выстрелы. Зачастили. Поднялся рев и потонул в женских криках:

— Господи, убивают! Опять убивают! Зверье!

Малевцы ползли вдоль заборов гуськом, озираясь, низко держа карабины.

Возле переулков, в тени фруктовых деревьев, собирались в кучу, осматривали соседние дворы.

— А можно было и без пожара, Васил, а? Маху дали.

Длинноволосый был вожаком. Он шел пригнувшись, сопя, то и дело оглядываясь на огненный столб посреди города... Страшно, беспричинно страшно. Малевцы задыхались, и все же их разбирало любопытство.

— А где невеста, Васил, а?

Длинноволосый не отвечал. Может быть, и не расслышал: оглушительна военная тревога.

Потом вдруг все стихло, словно кто-то оборвал трубные звуки и барабанный бой.

И забились сердца. Но ничего. Сейчас только бы выбраться из города, только бы опередить солдат!

— У-ух, вот-вот сердце лопнет... На войне не было так страшно. Почему это, Васил, а?

— Да, тогда стреляли вам в спину.

— Правда, что было, то было, хи-хи-хи!

Вошли в густой сад. Длинноволосый постучал по своему карабину. Малевцы присели.