— Мм… по правде сказать, не знаю, — признался Мэтью.
— Что ж, это еще один вопрос, на который предстоит когда-нибудь найти ответ. Разве не радостно подумать, что еще так много всего предстоит узнать? Именно поэтому я рада, что живу, — это такой интересный мир. И он не был бы и вполовину таким интересным, если бы мы уже все обо всем знали, правда? Тогда не было бы простора для воображения, ведь так? Но может быть, я слишком много говорю? Мне всегда делают замечания. Может, вы хотите, чтобы я не говорила? Скажите только, и я перестану. Я могу перестать, если захочу, хотя это трудно.
Мэтью, к своему большому удивлению, чувствовал себя прекрасно. Как все молчаливые люди, он любил говорунов, если они были готовы говорить, не ожидая, что он будет поддерживать разговор. Но он никогда не предполагал, что общество маленькой девочки может быть таким приятным. Женщины были, безусловно, ужасны, но маленькие девочки еще хуже. Он особенно не любил, когда они пугливо пробирались бочком мимо него, поглядывая искоса, как будто ожидали, что он проглотит их целиком, если они решатся сказать хоть словечко. Таков был авонлейский тип хорошо воспитанной девочки. Но эта веснушчатая чародейка была совсем другая, и хотя для медлительного Мэтью было довольно трудно поспевать за полетом ее мысли, он подумал, что ему, "похоже, нравится ее болтовня". Поэтому он сказал, как всегда робко:
— О, говори сколько хочешь. Я не против.
— Ах, как я рада! Я чувствую, что мы с вами подружимся. Это такое облегчение — говорить, когда хочется и когда тебе не напоминают, что детей лучше видеть, чем слышать. Мне это говорили миллион раз. И еще смеются надо мной, потому что я употребляю возвышенные слова. Но если у вас возвышенные мысли, то вам приходится употреблять возвышенные слова, чтобы их выразить, вы согласны?
— Мм… похоже, что это оправданно, — согласился Мэтью.
— Миссис Спенсер говорит, что мой язык следовало бы прикрепить посередине. Но он прирос, и крепко, с одного конца. Миссис Спенсер сказала, что ваш участок называется Зеленые Мезонины. Я ее расспрашивала о нем. И она сказала, что дом весь окружен деревьями. Я была ужасно рада. Я так люблю деревья. А их совсем не было в приюте, только несколько несчастных хилых деревцев перед входом, за выбеленной оградкой. Они сами выглядели как сироты, эти деревья. Мне всегда хотелось плакать, когда я на них смотрела. Я говорила им: "Ах вы, бедняжки! Если бы вы стояли в большом лесу среди других деревьев, где густой мох и колокольчики росли бы вкруг ваших корней, а поблизости шумел ручей и птички пели бы в ваших ветвях, разве не разрослись бы вы быстро? Но здесь, где вы стоите, вы не можете расти. Я хорошо понимаю, каково вам, маленькие деревца". Мне было грустно расставаться с ними сегодня утром. Человек привязывается к подобным вещам, ведь правда? А возле Зеленых Мезонинов есть ручей? Я забыла спросить об этом миссис Спенсер.
— Да, конечно, ручей прямо за нашим двором.
— Чудесно! Жить возле ручья всегда было моей мечтой. Хотя я никогда не думала, что она сбудется. Мечты не часто сбываются, правда? А разве не чудесно было бы, если бы они всегда сбывались? Но теперь я чувствую себя почти совершенно счастливой. Я не могу быть совершенно счастливой, потому что… вот, какого это цвета, что вы скажете?
Она перекинула вперед через худенькое плечо одну из длинных блестящих кос и показала Мэтью. Мэтью не привык судить об оттенках дамских локонов, но в этом случае сомнений быть не могло.
— Рыжие, да? — сказал он.
Девочка уронила косу со вздохом, таким глубоким, что он, казалось, поднимался от самых ее стоп и давал выход всем многовековым скорбям.
— Да, рыжие, — сказала она с покорностью судьбе. — Теперь вы понимаете, почему я не могу быть совершенно счастлива? Никто не смог бы, если бы у него были рыжие волосы. Я не расстраиваюсь так глубоко из-за других вещей… веснушки, зеленые глаза и то, что я такая худая. Я могу вообразить, что всего этого нет. Я могу вообразить, что у меня цвет лица как лепестки розы и прелестные лучистые фиалковые глаза. Но я не могу даже в воображении избавиться от рыжих волос. Я очень стараюсь. Я повторяю себе: теперь у меня блестящие черные волосы, черные, как вороново крыло. Но все напрасно, я знаю, что они просто рыжие, и это разбивает мне сердце. Это будет трагедия всей моей жизни. Я читала однажды в романе о девушке, у которой была трагедия всей ее жизни, но это не были рыжие волосы. У нее были золотые локоны, струившиеся с ее алебастрового чела. Что это такое — алебастровое чело? Мне так и не удалось выяснить. Вы не могли бы мне объяснить?
Читать дальше