Люси Монтгомери: Аня из Зеленых Мезонинов

— Мм… нет, боюсь, что не могу, — отвечал Мэтью, у которого начинала идти кругом голова. Он чувствовал себя так же, как однажды в своей безрассудной юности, когда на пикнике другой мальчик уговорил его прокатиться на карусели.

— Ну, во всяком случае, это было нечто прелестное, потому что она была божественно красива. Вы когда-нибудь воображали, что чувствует человек, который божественно красив?

— Мм… нет, никогда, — признался Мэтью чистосердечно.

— А я это часто воображаю. А каким вы предпочли бы быть, если бы вам предложили выбирать, — божественно красивым, ошеломляюще умным или ангельски добрым?

— Мм… я… точно не знаю.

— Я тоже не знаю. Никак не могу решить. Но это неважно, потому что невероятно, чтобы я стала такой. И уж точно, что я никогда не буду ангельски доброй. Миссис Спенсер говорит… О, мистер Касберт! О, мистер Касберт!! О, мистер Касберт!!!

Это не были слова миссис Спенсер, и девочка не вывалилась из кабриолета, и Мэтью не сделал ничего удивительного. Просто они миновали поворот дороги и оказались в "Аллее".

"Аллея", названная так жителями Ньюбриджа, представляла собой отрезок дороги в четыреста или пятьсот ярдов длиной, над которым сплетались ветвями два ряда огромных разросшихся яблонь, посаженных много лет назад каким-то старым чудаком-фермером. Над головой был один сплошной навес из снежно-белых благоухающих цветов. Под ним царил пурпурный полусвет, а далеко впереди виднелся кусочек вечернего неба, сверкающий, как огромное окно-розетка в конце длинной галереи.

Красота этого места, казалось, лишила девочку дара речи. Она откинулась назад в кабриолете, сцепила на груди худенькие руки, лицо ее в немом восторге было поднято к белому великолепию, простиравшемуся над головой. Даже когда они уже выехали из «Аллеи» и спускались по длинному косогору к Ньюбриджу, она все еще не двигалась и не говорила. Все с тем же восторженным лицом она смотрела вдаль на заходящее солнце, и перед ее глазами на фоне пылающего неба проходили чудесные видения. Через Ньюбридж, шумную маленькую деревню, где собаки облаяли их, маленькие мальчики приветствовали криками, а из окон выглянули любопытные лица, они проехали по-прежнему в молчании. И когда позади остались еще три мили, девочка все еще ничего не сказала. Она, очевидно, могла молчать так же энергично, как и говорить.

— Ты, наверное, устала и голодна, — отважился, наконец, сказать Мэтью, который не мог найти другого объяснения этому необычно долгому молчанию. — Но нам уже недалеко, около мили.

Девочка с глубоким вздохом вышла из задумчивости и посмотрела на него мечтательным взором существа, которое блуждало в далеких звездных пространствах.

— О, мистер Касберт, — прошептала она, — это место, которое мы проезжали… то белое место… что это было?

— Мм… ты, наверное, имеешь в виду «Аллею», — сказал Мэтью после недолгого, но глубокого раздумья. — Да, очень красивое место.

— Красивое? О, это слово не подходит, И прекрасное — тоже не подходит. О, оно было чудесное… чудесное! Это первое, что я видела в жизни такое, что нельзя представить еще чудеснее. Оно вызвало у меня радость вот здесь. — Она положила руку на грудь. — От него тут такая странная боль, но это приятная боль. У вас когда-нибудь бывает такая боль, мистер Касберт?

— Мм… да не помню, чтобы когда-нибудь была.

— У меня часто бывает — каждый раз, когда я вижу что-то по-настоящему красивое. Но не следует называть это прелестное место «Аллеей». Это название ничего не выражает. Нужно назвать его… сейчас, подумаю… Белый Путь Очарования. Разве не замечательное образное название? Когда мне не нравится название места или имя человека, я всегда придумываю новое и потом так их всегда и называю. В приюте была девочка по имени Хепзиба Дженкинс, но я всегда про себя называла ее Розалия де Вер. Пусть другие называют это место «Аллеей», я всегда буду называть его Белый Путь Очарования. Нам в самом деле осталось проехать всего милю? О, мне и радостно, и грустно. Грустно, потому что эта дорога была такой приятной, а мне всегда грустно, когда что-то приятное кончается. Хотя, конечно, потом может произойти что-то даже еще более приятное, но никогда нельзя быть уверенным заранее. А часто потом бывает что-то неприятное. Я знаю по опыту. Но я рада, что у меня будет дом. Понимаете, у меня никогда не было настоящего дома, сколько я себя помню. И у меня опять появляется эта приятная боль в груди, как только подумаю, что еду в настоящий, свой дом. Ах, как это чудесно!