Петр Боборыкин - Василий Теркин

Это был Теркин.

Он не постарел, но похудел в лице, держался не так прямо, как в прошлом году, и бороду запустил.

Сегодня утром приехал он в Заводное и осматривал лесную дачу помещика Низовьева. С ним он должен был видеться в уездном городе — верстах в пятнадцати от берега, по старой московской дороге.

Пономарь звонил внизу, около паперти колокольни, и тянул за веревку, стоя одной ногой на ступеньке, — старый пономарь, с косицей седеющих волос, без шапки, в нанковом подряснике.

Он остановился и спросил Теркина:

— Вам — батюшку?

— Нет, я бы хотел на колокольню.

— На колокольню? — переспросил пономарь.

Теркин вместо ответа сунул старику рублевую бумажку.

Тот совсем бросил веревку и засуетился.

— На разлив поглядеть желаете? Это точно… Вид превосходный.

И он засуетился.

— Вы, любезнейший, делайте свое дела. Я один подымусь…

Бодрым, молодым движением Теркин юркнул в дверку и поднялся наверх. Пономарь продолжал звонить, засунув бумажку в карман своих штанов. Он поглядывал наверх и спрашивал себя: кто может быть этот заезжий господин, пожелавший лезть на колокольню?

Из чиновников? Или из помещиков?.. Такого он еще не видал. Да в село и не заезжают господа. Купцы бывают, прасолы, скупщики меда, кож, льну… Село торговое… Только этот господин не смотрит простым купцом. Надо будет сказать батюшке. А он еще не приходил…

На колокольне Теркин стал в пролете, выходившем на реку… Немного правее зеленел парк усадьбы

Черносошных, и крыша дома отделялась темно-красной полосой. Он вынул из кармана пальто небольшой бинокль и долго смотрел туда.

Сколько лет утекло с того дня, когда он, впервые, мальчуганом, попал с отцом в Заводное и с этой самой колокольни любовался парком барской усадьбы, мечтал, как о сказочном благополучии, обладать такой усадьбой! Барского дома он и тогда не видал как следует, но воображал себе, что там, позади парка, роскошные палаты. До боли в висках любовался он стр.373 усадьбой, и вот судьба привела его сюда же главным воротилой большой компании, скупающей леса у помещиков. Он — душа этого дела. Его идея — оградить от хищничества лесные богатства Волги, держаться строго рациональных приемов хозяйства, учредить «заказники», заняться в других, уже обезлесенных местах системой правильного лесонасаждения.

Судьба!.. И этот парк, восхищавший его в детстве, уцелел, точно на диво, чтобы сделаться его собственностью. Ему уже писал таксатор, нанятый

Низовьевым — главным продавцом в здешнем крае, — что усадьбу Заводного с парком можно приобрести на самых выгодных условиях. Этот таксатор, видимо, желает поступить на службу компании. Они должны видеться в городе. Нарочно приехал он двумя днями раньше, чем назначил, взяв с собою своего верного человека — практика-лесовода. Они осмотрели сегодня дачу Низовьева. Таксаторская работа произведена толково и даже с разными нынешними «штучками». Есть, однако, немало беспорядочных порубок. Тот же таксатор писал ему, что у владельца усадьбы с парком лесная дача тоже продается. Если она стоящая, можно ее пристегнуть к даче Низовьева.

А усадьба с парком?

Теркин разглядывал в бинокль очертания парка, лужайки и купы деревьев, с нежной зеленью и кое-где еще полуголыми ветвями… Его начала разбирать такая же охота владеть всем этим, как и в детстве, когда он влезал на ту же колокольню, или «каланчу», как он выражался по-кладенецки. Он может действовать по своему усмотрению — купить и усадьбу с парком, сделать их центром местного управления, проводить здесь часть лета… И когда захочет, через два-три года компания уступит ему в полную собственность. Цену он даст настоящую.

Все осуществимо! И чувство удачи и силы никогда еще не наполняло его, как теперь, вот на этой колокольне.

Ему самому не верится, что в каких-нибудь два года он — в миллионных делах, хоть и не на свой собственный капитал. Начал с одного парохода, завел дело на Каспийском море, а теперь перемахнул на верховья Волги, сплотил несколько денежных тузов и без всякого почти труда проводит в жизнь свою заветную мечту. И совесть его чиста. Он не для «кубышки» работает, а для общенародного дела. С тех стр.374 пор как деньги плывут к нему, он к ним все равнодушнее — это несомненно. Прежде он любил их, — по крайней мере ему казалось так; теперь они — только средство, а уж никак не цель… Пачки сторублевок, когда он считает их, не дают ему никакого ощущения — точно перелистывает книжку с белыми страницами.