Сюгоро Ямамото - Красная Борода

Почему же писатель сосредоточил внимание на самой темной, безотрадной стороне Японии тех лет, показал дно общества? Японские писатели нередко обращаются к исто­рическим сюжетам, и на то есть свои причины — может быть, обостренное чувство непрерывной нити Дао (Пути), которая нанизывает одно время на другое, и никакое из них нельзя вычленить окончательно, понять вне общей связи времен. Но, обращаясь к одному и тому же времени, они ви­дят его по-разному. Скажем, то же самое начало XIX века у современника Ямамото Танидзаки Дзюнъитиро выглядит совсем иначе: «Это было во времена, когда люди почитали легкомыслие за добродетель, а жизнь еще не омрачали, как в наши дни, суровые невзгоды. То был век праздности, когда досужие острословы могли жить припеваючи, забо­тясь лишь о безоблачном настроении богатых и знатных мо­лодых людей да о том, чтобы улыбка не сходила с уст при­дворных дам и гейш». Так начинается знаменитый рассказ Танидзаки «Татуировка» (1910 г.) [88] См. сборник «И была любовь, и была ненависть». М., 1975. Перевод А. Долина. . Сверху — попытка пре­сечь расточительство и роскошь, снизу — безудержный раз­гул страстей и невзыскательного вкуса, словно четвертое сословие — купцы и ремесленники — спешило наверстать упущенное, почувствовав силу богатства, которое скапли­валось в их руках. Парадокс свободы от несвободы.

Но Ямамото Сюгоро все это как бы отодвинул, его инте­ресовало другое. Что же? На это и отвечает повесть.

Доктор Ниидэ, по прозвищу «Красная Борода», — глав­ный врач больницы для бедных — самоотверженно трудит­ся, чтобы облегчить страдания обездоленных; он предан своему делу. Но он не просто лечит больных от физических недугов, он хочет понять причину этих недугов. Писателя интересует прежде всего тип человека, который не под­дается разрушительной силе действительности. Как психо­аналитик, он наблюдает за действиями и движениями души человека и подводит к выводу, что истинный врач врачует не язвы тела, а язвы души, что, лишь взяв на себя чужую боль, можно принести человеку облегчение. Одних лишь знаний и опыта и врачебной этики еще недостаточно, чтобы человек смог стать врачевателем — даже просто це­лителем. Для этого нужна сострадательность, способность чувствовать чужую боль как собственную, слышать тот едва слышимый сигнал неблагополучия, который и есть ис­точник болезни. И Ниидэ обладает этим даром видения, «подключения» к другому человеку, и это расширяет его сознание и дает ему как врачевателю больше, чем могут дать все книги мира. Подобный опыт всегда уникален, и его действительно не восполнить профессиональным знанием, хотя люди этого типа постоянно совершенствуют и себя, и свое знание. Практикант Нобору, может быть, подсозна­тельно, ощутил в Красной Бороде того самобытного человека, общение с которым есть редчайшее счастье. Его не заменят преимущества правительственной больницы, кото­рыми он пренебрегает ради того, чтобы остаться рядом с учителем. Учитель не поучает, а сопереживает, что и де­лает его диагнозы безошибочными. Следуя образу мыслей учителя, ученик начинает верить в жизненную силу самого человека, пробуждение которой и есть исцеление. Но как найти слова, чтобы пробудить загнанное, забитое сознание? Доверять опыту и интуиции учителя: «Врачевание — акт милосердия». Нищета страшна не только тем, что она пло­дит болезни, но тем, что отупляет человека, отключает жизненно важные центры, вырабатывающие че­ловеческие ферменты благородства.

Ниидэ, наделенный способностью видеть невидимое то, что не лежит на поверхности, но определяет образ жизни людей, — идет своим путем. Люди его типа остаются верны себе при любых обстоятельствах. Это и вызывает к нему уважение у тех, кто способен ощущать благородство души. За грубой оболочкой выброшенных из жизни людей он видит нечто глубинное, сокровенное, что есть в каждом из этих бедолаг, ту ниточку человечности, ухватившись за которую он надеется вернуть, возродить утраченные свой­ства человека разумного. Для этого ему и нужно понять ме­ханизм разрушения человеческой природы, скрытые при­чины вселенского кошмара. Казалось бы, жизнь этих лю­дей лишена смысла, но для чего-то они существуют, хотя су­ществуют так нелепо.

«Нет в этом мире плохих людей» — это его жизненная установка (кстати, вполне в духе буддийского учения: Добро существует, Зло творится). Эту веру в изначальную доброту человека не могут поколебать постоянные столк­новения не только с несчастьем и болью, но и с коварством и бесчестьем пациентов, порой вовсе утративших человече­ский облик. Он не позволяет себе ни усталости, ни раздра­жения против этих отщепенцев, более того, он верит, что они безнадежны, и, движимый жалостью и желанием по­мочь, вникает в суть драмы каждого из них. Может быть, широта души, сопереживание чужому горю и открывает ему тайну каждого, то, что обычно скрыто от людского взо­ра: видимое бытие — лишь искаженное, деформированное отражение бытия невидимого, лишь рябь на воде вечности. По натуре Красная Борода действительно чем-то напоми­нает буддийского монаха, сурового, порой жестокого в по­ведении, но чуткого в душе, почти физически ощущающего боль страждущих.