— Мне бы тоже следовало проснуться пораньше, — виновато сказал я Нилиме. — Утром я должен был раздобыть в одном месте кое-какую информацию, а в половине одиннадцатого приехать в редакцию и составить отчет для шефа.
При этих словах боль в моем позвоночнике снова напомнила о себе.
— Поясницу что-то ломит, и жар в голове, — пожаловался я Нилиме. — Видно, потому и проспал все на свете!.. А в общем-то, признаться, недурно было бы сегодня немного отдохнуть от газетной сутолоки. Вчера, кстати, я намекнул шефу, что чувствую себя неважно.
— Вот и отлично! — обрадовалась она. — Сейчас я сама позвоню к тебе в редакцию. А хочешь, мы пошлем туда записку — Банке мигом доставит. Действительно, если плохо себя чувствуешь, нужно передохнуть денек-другой. Во всяком случае, от нас ты долями уйти здоровым, — а то еще станешь потом рассказывать, что довольно было провести у нас ночь, как сразу и с ног свалился! — Она засмеялась.
Молчаливым кивком я согласился с ней. Мне никак не доставало решимости, чтобы немедленно встать с постели, умыться и с ходу опять окунуться в шумную городскую жизнь.
— Ну что, позвонить? — повторила Нилима.
— Пожалуй. Скажи, что мне нездоровится.
— Вот и правильно, — сказала она, решительно вставая со стула. — Полежи, отдышись чуть-чуть. Сейчас я дам тебе лекарство. Станет тебе получше, можем пойти прогуляться в Окхлу [65] Окхла — одно из самых излюбленных мест отдыха на окраине Дели.
… Бывал ты там когда-нибудь?
Я отрицательно помотал головой.
— Нет, не бывал. Но слышал, что это очень хорошее место.
— Правда, хорошее, — подтвердила она. — Сейчас принесу таблетку. Уж видно, тебе на роду написано у меня лечиться! — Подумай, она добавила: — Я позвоню Харбансу, что ты на весь день останешься у нас, — если хочет, пусть приезжает обедать.
С тех пор как после долгого отсутствия я снова вернулся в Дели, чрезвычайно редко выпадали дни, когда я мог позволить себе роскошь ничего не делать, а только есть, гулять и разговаривать о чем вздумается. Впрочем, на этот раз мой свободный день оказался столь насыщенным впечатлениями, что запомнился мне надолго. Известно, что случаются дни, до отказа наполненные событиями и делами, но в целом их значение для нас ничтожно. Мы твердим, что нам некогда дохнуть, на самом же деле нами не прожито по-настоящему ни минуты, мы лишь прибавили еще сутки к безвозвратно ушедшему времени, совершили еще один оборот вокруг все той же оси. И напротив, порой внешне бессобытийный и бездеятельный день может вместить в свое невеликое пространство такой значительный кусок жизни, что его с трудом охватывает наше сознание. Он как бы вбирает в себя смысл и содержание множества других, более ярких дней. Так случилось и теперь. Начало всему было положено для меня в тот самый момент, когда минувшим вечером Харбанс погасил лампу и приступил к рассказу о лондонских временах. Не успел я впитать в себя краски и запахи его долгого повествования, как на меня накатилась волна новых, не изведанных прежде ощущений и чувств, и мне стоило немалого труда вместить их в себя. Думал ли я, трясясь прошлой ночью в редакционном фургоне, что следующие сутки подарят мне редчайшую возможность заглянуть в самые потаенные уголки чужого душевного мира?…
Я все еще сидел в постели, прихлебывая какао из поданной мне Нилимой чашки, когда в комнату вошла Шукла, издали окликая старшую свою сестру. Завидев меня, она от неожиданности замерла на пороге.
— Ах, это вы! — воскликнула она в смущении; потом, чуть оправившись, задала мне из приличия несколько ничего не значащих вопросов и хотела было удалиться, но в это время, с мокрыми после умывания, распущенными по плечам волосами, появилась Нилима.
— Ну что, узнала Судана? — спросила она Шуклу.
— Отчего бы мне их не узнать? — с напускным равнодушием ответила та. — Раньше, до отъезда бхапа-джи в Лондон, они часто бывали у нас. А потом вдруг пропали.
— Теперь он работает в местной «Нью геральд».
— Да, я знаю, — сказала Шукла. — Вы же сами об этом говорили, Сурджит тоже рассказывал. — И, повернувшись ко мне, добавила: — Я помню, прежде в газетах очень часто печатались ваши стихи. Теперь, наверно, вы перестали их сочинять?
— Да, — с улыбкой согласился я, — теперь я сочиняю интервью с политическими деятелями и отчеты о всяческих скучных собраниях.
— Вот-вот, бхапа-джи тоже перестал писать, — живо подхватила Шукла. — У него теперь, кроме служебных дел, ни на что времени не хватает. Как ни посмотри, все его папки лежат без движения. И так уж много лет!
Читать дальше