— А… Это ты? — пробормотал он.
— Ты зачем здесь? — удивился я. — Один в воскресенье, в такой час?
— Да так… Дома сидеть надоело. Дай, думаю, пройдусь, книги посмотрю.
— Так пойдем к вам, посидим. Мне тоже дома прискучило. Да и день нынче видишь какой!
— Нет, мы не пойдем к нам, — возразил он, положив на место книгу, которую перед тем рассматривал. — Мы пойдем в другое место.
— Куда же?
— Куда угодно.
— Я сказал «к вам» потому, что здесь в такой туман нечего делать. А у вас можно и музыку послушать, и…
— К черту музыку! Надоела… И почему бы нам не побыть на воздухе? По-моему, в такую погоду здесь еще лучше. Домой я совсем не хочу!
Он крепко стиснул мою руку в своей ладони и, направляясь к стоянке такси, добавил:
— Очень хорошо, что мы встретились. Никогда мне не было так одиноко…
— Одиноко? Отчего вдруг?
— Как бы тебе сказать… Это трудно объяснить. Понимаешь, меня все время преследует странное ощущение. Как будто нет у меня ни дома, ни близких, я совсем один в целом мире… И еще кажется, что со мной происходит что-то очень плохое…
— То есть, как я понимаю, у тебя сейчас что-то вроде душевной депрессии?
— Если тебе так хочется, называй это душевной депрессией или еще как угодно. Мне кажется, что я теряю контроль над собой. Что-то изнутри подталкивает меня, и я…
Я ждал конца фразы, но Харбанс умолк и принялся разглядывать что-то за окном такси. Мы уже расплатились с водителем и вышли на газон возле «Ворот Индии» [38] «Ворота Индии» — триумфальная арка, завершающая Раджпатх, на котором ежегодно 26 января устраивается красочный парад в честь Дня Республики.
, а он так и продолжал молчать. Мы легли на траву.
— Похоже, ты просто чем-то сильно огорчен, — заметил я. — Отсюда и вся твоя хандра.
Он, должно быть, совсем забыл про меня, потому что мои слова заставили его вздрогнуть и в растерянности взглянуть на меня.
— Это было бы хорошо, — сказал он, — если бы только хандра…
— А что же еще?
Он долго глядел в небо, будто разыскивая что-то в молочной пелене тумана. Потом тихо ответил:
— Я должен кое-что сказать тебе. Но это только между нами. Ты понял? Скоро, даже очень скоро я уеду далеко отсюда.
— Ты хочешь сказать, что уедешь из Дели и найдешь себе работу в другом городе?
— Я хочу сказать, что скоро уеду за границу.
Признаться, я был порядком ошарашен и, ожидая дальнейших разъяснений, смотрел в глаза Харбанса. Но он молчал, и я заговорил сам:
— То есть в том смысле, что ты уедешь за границу для защиты докторской диссертации или же…
Харбанс сам сказал мне однажды, что намерен съездить в Англию, чтобы получить там степень доктора наук.
— Нет, нет, вовсе не в этом смысле, — решительно возразил он. — Я просто хочу уехать отсюда, и точка.
— Просто — это значит путешествовать, или…
— Ну кто отправляется путешествовать в таком настроении? И откуда у меня на это деньги?
О доходах Харбанса я не знал почти ничего. Единственное, что я мог предположить, наблюдая их повседневную жизнь, что недостатка в деньгах семья не испытывает.
— Но должна же быть наконец какая-то цель?
— Я же говорю, никакой особой цели нет, — ответил он, медленно закрывая веки. — И все-таки я уезжаю.
— Один? Или вместе с Нилимой?
— Я уезжаю один, и уезжаю именно для того, чтобы жить в одиночестве, вдали от близких.
— Но ради чего, в конце концов? — Перед моими глазами встало смеющееся лицо Нилимы. — Это ужасно странно: ты едешь за границу без определенной цели и к тому же совсем один.
— Как бы странно это ни выглядело, но дело обстоит именно так — я уезжаю за границу, и уезжаю один. Теперь я хочу жить совершенно один, понимаешь? Я хочу начать жизнь сначала.
— То есть как это — сначала? — Мне не верилось, что слова Харбанса в самом деле заключают в себе обычный свой смысл и ничего больше.
— А что? Ты считаешь, что я уже потерял право начать жизнь сначала?
— Но почему так вдруг? Ведь до вчерашнего дня все шло хорошо.
— Возможно, со стороны так и кажется, — пробормотал он раздраженно. — Но только со стороны… Понимаешь, во мне уже давно происходит страшная борьба… Мне трудно об этом говорить, это в самом деле странно. Ты видел мои папки, не так ли?
Я несколько насторожился, опасаясь, как бы слово за слово он опять не навел речь на свой роман.
— Ну, в общем, да…
— Я сказал тебе в тот раз, что в романе пойдет речь о человеке, в душе которого происходит борьба самых противоречивых чувств.
Читать дальше