Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

— А зачем мне кого-то спрашивать?

— Ты всегда произносишь какие-то странные фразы!

— Ха-ха!

— А я не люблю это!

— Ха-ха!

— Вот и сейчас — зачем эти «ха-ха» да «ха-ха»?

— А почему ты не навесишь замок на свой рот?

— Будь твоя воля, ты всем навесил бы замки на рты.

— Ха-ха!

Нилима поморщилась в ответ и протянула мне чашку. Кофе был очень горячим. Потягивая его мелкими глотками, я напомнил Харбансу:

— Ты так и не сказал, зачем пригласил меня.

— Честно говоря, без какого-то особенного повода… — Харбанс вдруг беспокойно заерзал на стуле и, пытаясь скрыть свое волнение, несколько раз жадно прихлебнул кофе из чашки. — Просто мне захотелось поговорить с тобой по душам. В кафе вечно кутерьма…

— Но ты же сказал, что хочешь посоветоваться со мной о каком-то очень важном деле.

Отставив чашку в сторону, Харбанс взял в рот сигарету и, закуривая, возразил:

— Ну, не очень уж важном.

— О каком бы ни было, но все-таки о деле. — Я едва сдерживал злость. Судите сами — едва ли не силой вас принуждают тащиться через весь город, а потом оказывается, что и приезжать-то было незачем!

— Я просто хотел поговорить с тобой.

Нилима, видимо, угадала мою досаду.

— Нехорошо так, — упрекнула она Харбанса. — Раз уж ты в воскресенье заставил порядочного человека ехать из дому в такую даль, изволь объяснить ему наконец, ради чего.

— Я сказал тебе — помолчи! — снова прикрикнул на нее Харбанс.

— Ему хочется узнать твое мнение о его старой затее, — объяснила Нилима, взглянув на меня. — Он решил написать роман. Да уже и написал страниц пятьдесят, если не больше.

— Прекрати этот разговор! — рявкнул Харбанс.

— Что ты сердишься? Ведь сам же вчера признался мне, зачем тебе понадобился Мадхусудан. Разве не так?

— Все-то ты знаешь! Я сам не помню, сколько страниц вымарал после того, а ты одно затвердила — пятьдесят да пятьдесят!

— Конечно! В твоей папке как раз столько и наберется.

— Опять? Ну что ты знаешь о моих папках?

— Будь по-твоему, я ничего не знаю. — Нилима в досаде поднялась с места. — Нужно тебе делать свои дела — делай, не нужно — не делай. — И, взяв свою чашку, она ушла.

Некоторое время мы оба растерянно молчали. Собираясь к Харбансу, я перебрал в уме все, что способно было стать главным предметом предстоящего разговора. Но то, ради чего он пригласил меня сюда, мне бы и в голову не пришло. И какого совета он ждет от меня? Признаться, я и сам уже не раз брался сочинять роман, но скоро бросал эту затею, не написав и половины задуманного. Даже те два или три десятка стихотворении, которые были сочинены мною давным-давно, так и не удалось опубликовать. В те дни меня согревала единственная надежда, что рано или поздно я найду где-нибудь, преподавательскую работу и брошу этот проклятый журнал… И вот передо мной сидит человек, исполненный наивной уверенности, что он нашел-таки истинного ценителя его литературных упражнений. И не он ли сам несколько недель назад с таким апломбом разбирал в Бомбее по косточкам мои стихи!

— Вот уж не думал, что ты тоже пишешь, — проговорил я в растерянности.

— Да, и уже достаточно давно, но понимаешь… — Он с разочарованной миной пожал плечами. — У меня ничего не получается.

— У меня самого не получается, — пробормотал я. — Да и не вижу я во всем этом никакого проку…

— Не могу тебе объяснить, — он снова пожал плечами, — и сам не пойму, чего я хочу. Есть что-то такое в голове, что я ощущаю с удивительной ясностью, но… Но едва возьмусь за перо — ничего не получается. Ну, абсолютно ничего! Начал писать на хинди — подумалось: лучше бы на английском. Стану писать на английском — кажется, что совсем не чувствую его идиоматики: И постоянно ощущаешь какое-то бессилие! Будто закован в панцирь, и, как ни бейся, не разломать его и не сбросить с себя. Не могу даже понять, действительно меня тянет к письменному столу или мне хочется чего-то другого…

— Пожалуй, мне трудно будет что-то посоветовать, — сказал я неуверенно. — Но, конечно, надо бы прежде взглянуть на твои черновики.

Произнеся эти слова, я сам на себя рассердился: а что, если Харбанс и вправду разложит передо мной свои папки? Хватит ли у меня пороху перечитать этакую груду писанины?

Но, к моему изумлению, Харбанс еще беспокойнее заерзал на стуле.

— Нет, нет, что ты! — горячо запротестовал он. — Пока ничего не надо, мне даже нечего тебе показать. Как-нибудь потом. Сперва я должен уверовать в себя… Вот когда я почувствую, что… Когда то, что я пишу, станет действительно интересным для других, покажу и тебе. Но не сейчас… Я хотел только посоветоваться с тобой…