Марк Галлай - Полоса точного приземления

Когда же стало ясно, что ему уготована роль второго пилота, Андрей ответил не сразу. Возникла долгая пауза, после которой Кедров, осторожно подбирая выражения, дал понять, что по справедливости и вообще со всех точек зрения правильнее было бы назначить командиром корабля его, Кедрова:

- Вы извините меня, Глеб Мартынович, не сочтите за нескромность, но ведь в том, что на борту этого самолета стоит «Окно»… То есть, иначе говоря, что весь самолет получился такой, какой был задуман…

Но Кедров еще не знал, что Кречетов в совершенстве владел искусством прятаться, когда полагал это полезным для дела (а иногда и для себя лично), в обличье этакого бесхитростно-добродушного рождественского деда.

- Конечно, родной! - всплеснул он руками. - Нет вопроса. Твоя заслуга… Хотя, в общем-то, самолет так или иначе был бы. Стояло бы на нем не «Окно», так что-нибудь другое. Без оборудования не остался бы… Да и сейчас стоит на нем не «Окно», а «Окно-2». Можно сказать, та же станция, но и - другая… Куда поприличней первого варианта… Спасибо Литвинову - дожал он всех с этим делом. И вавиловские ребята молодцы - влили, как говорится, новое вино в старые мехи! А сейчас вообще такую станцию готовят! Пальчики оближешь!.. Но разговор у нас с тобой не о том… Назначение на работу, это, дорогой мой, значит так, не премия, не орден, не награда. Тут ведь чистая целесообразность действует - не справедливость. Хотя и по справедливости, если разобраться, тоже…

Умел, очень умел начбазы говорить жесткие вещи ласковым тоном. Тем более ласковым, чем жёстче они бывали по существу.

Но разговор с Кедровым закончил все же по-доброму обнадеживающе:

- А ведущим летчиком на опытных машинах ты будешь, не сомневайся. И не раз. От кого-кого, а от тебя это не уйдет. Могу гарантировать, рука у меня легкая.

Едва успели Литвинов, Кедров и подсевшие к ним ведущий инженер и штурман пройтись последний раз по предстоящему заданию, как в комнату летчиков вошел Генеральный конструктор, как всегда, с обширной свитой. Обычно резковатый в обращении, требовательный - Федько говорил про него: напорный, - сейчас Генеральный источал спокойное добродушие. «Ведь нервничает же! Не может не нервничать, - подумал Марат. - А хочет создать ненервозную атмосферу. Тоже, наверное, технология руководства - опять она…»

- Так что ж, если ни у кого вопросов нет, утвердим задание, - сказал Генеральный конструктор, вынимая из нагрудного кармана большой синий карандаш, предназначавшийся, как заметили наблюдательные сотрудники КБ, специально для положительных резолюций.

Вопросов ни у кого не было - и размашистая роспись пересекла левый верхний угол полетного листа.

Кречетов сказал экипажу, что говорил с метеорологами. Погода - ясная, почти безветренная - в ближайшие час-два не изменится.

Больше делать в комнате летчиков было нечего.

- Пошли, братцы, - сказал Литвинов.

Самолет на взлетной полосе. Из-под его носа уходит далеко вперед - в самый конец многокилометровой бетонки - белая пунктирная осевая линия. Штурвал и педали чуть-чуть подрагивают - на них передаются импульсы от шести работающих на холостом ходу двигателей. Последние минуты, нет - десятки секунд перед взлетом.

Литвинов и Кедров в последний раз осматривают приборы, рычаги, кнопки - все оборудование, которым до предела забита просторная кабина: «Так: закрылки и предкрылки во взлетном положении, триммера в нейтрали, демпферы включены, давление в гидросистемах нормальное…»

Бортинженер Лоскутов докладывает: «Все, как положено».

Литвинов нажимает кнопку радиосвязи:

- Затон, я ноль-четвертый. Прошу взлет. И командный пункт отвечает:

- Ноль-четвертый, взлет вам разрешаю. Отвечает голосом Степана Федько. По традиции этого КБ на первых вылетах новых самолетов микрофон руководителя полетов берет в руки кто-нибудь из ведущих испытателей. Считается, что в случае возникновения обстоятельств, деликатно именуемых нештатными, такой руководитель быстрее, без промежуточных инстанций, выдаст наилучшие рекомендации, а порой - и прямые команды.

Марат не думал, что ему, какая бы ни возникла ситуация, может потребоваться консультация («Как-нибудь разберемся сами»), но голос Лорда в наушниках был сам по себе приятен - вроде рукопожатия друга на счастье.

Тем не менее ответил он, как положено:

- Понял вас, Затон. Взлетаю.

Плавно выводятся на режим полной тяги двигатели. Теперь самолет уже не подрагивает, а вовсю дрожит напряженной, нетерпеливой дрожью.