Ганс Андерсен - Всего лишь скрипач

Прошел уже целый час с тех пор, как дилижанс выехал из Вены. Теперь они находились в маленьком городке Хюттельдорф, который, как и Хицинг, служит местом летнего отдыха и увеселений для жителей Вены. Однако Хицинг ближе к Вене и совсем рядом с императорским летним дворцом, он пыльный, шумный — нечто вроде летней столицы. Хюттельдорф выглядит более по-деревенски, отсюда открывается более широкий вид на низкие зеленые горы, а здешние виллы, расположенные подальше от большой дороги, поближе к горам, выглядят идиллически.

У постоялого двора дилижанс ненадолго остановился; несколько человек вышли, и Наоми последовала их примеру. Ее решение было принято: она проворно свернула в ближайший переулок, ведущий к лугу, и побежала по нему со всех ног. Справа находилась небольшая вилла; Наоми спряталась в ров, окружавший сад; сердце ее колотилось. Она прислушалась, не идет ли кто-нибудь за нею.

Протрубил рожок кучера, Наоми слышала, как покатила карета, и в сердце своем повторила слова одной из героинь Скриба, хотя и с совсем другой интонацией: «Ну, теперь он уехал!»

Тут она услышала в саду рядом с собой смех и голоса: группка дам и господ вышла через низкую калитку на лужайку и прошла мимо. Это была веселая компания, и все имена, долетавшие до слуха Наоми, были ей знакомы, в том числе имя госпожи фон Вайсентурн, остроумной поэтессы, и актера Костенобля.

— Грильпарцер, завтра утром вы читаете у меня свою «Сапфо», не так ли? — спросила одна дама; все говорили наперебой, оживленно и весело.

«Счастливо! Доброй ночи! Доброй ночи!» — слышались возгласы с другого конца лужайки. «Доброй ночи!» — отвечал им господин, возвращавшийся обратно, — очевидно, хозяин, проводивший своих гостей. С ним была собака, она тотчас же бросилась к канаве, где сидела Наоми, навострила уши и залаяла. Хозяин подошел поближе и спросил:

— Кто здесь?

Наоми встала.

— Вы выбрали себе неудачное ложе, — сказал он, — роса уже пала, не собираетесь же вы в самом деле спать здесь?

— Простите, с кем имею честь?

— Я Кастелли, — улыбнулся господин, — а вы, мой друг?

— Кастелли! — повторила Наоми. — Поэт?

— Он самый.

— Я знаю вас уже много лет, — сказала она. — Ваши стихи всегда так нравились мне. Вашу «Хвалу малышам» я выучил еще в детстве. Далеко-далеко отсюда я читал ваши стихи, но мне, конечно, и в голову не приходило, что я встречусь с вами, да еще при таких обстоятельствах.

— Вы не немец, — заметил поэт. — Судя по вашему мягкому выговору, вы, скорее всего, датчанин.

— Так оно и есть.

— Мне ли не распознать датчанина! Сегодня у меня был в гостях молодой врач, ваш соотечественник.

— Я чувствую к вам доверие, — сказала Наоми. — Мне всегда казалось, что поэт должен быть теплее, благороднее и лучше, чем мы, простые смертные.

— В этом я не могу с вами согласиться, у большинства поэтов есть только то преимущество перед простыми смертными, что они умеют лучше запоминать, лучше использовать, лучше выражать то, что думают и чувствуют.

Он отворил калитку, и они вошли в маленький цветник.

— Счастливый случай привел меня к вам, — горячо заговорила девушка. — Вы должны дать мне совет, помогите мне!

И Наоми рассказала ему, что она — женщина, датчанка, что покинула спокойную и беззаботную жизнь, но здесь была разочарована во всех своих надеждах. Потом она поведала ему о событиях последних двух дней.

Этот добродушный, глубоко порядочный человек несколько смутился, как смутился бы всякий другой на его месте от ее откровенности, не зная, что и подумать о такой женщине. Он сказал, что лучше и вернее всего ей будет обратиться к датскому послу. Но стояла уже глубокая ночь, а Наоми была так красива, так одинока и так красноречива… Поэт позвал свою экономку, и та провела девушку в комнату для гостей с видом на горы. Наоми распахнула окно в тихую ночь; луна на ущербе стояла совсем низко над горизонтом; прежде чем ее полумесяц скроется, надо на что-нибудь решиться. Сонными глазами смотрела Наоми в ясное небо, но мысль ее работала: она строила планы на грядущий день.

Когда на следующее утро Наоми спустилась к чаю, поэт дружески протянул ей руку. Собака виляла перед нею хвостом, и Наоми погладила ее. Тявканье накануне вечером было просто ритуалом знакомства.