Ганс Андерсен - Всего лишь скрипач

Та рассмеялась и повела Наоми наверх по винтовой лестнице, но и там Владислава не было. Женщина постучала в дверь.

— Где же они? — спросила Наоми.

— Они в другом месте, а мы здесь, — со смехом ответила женщина.

Дверь отворилась; пожилая, хорошо одетая дама с серебряным подсвечником в руке пригласила их войти.

— Проклятье! — выругалась Наоми и чуть ли не кувырком скатилась с лестницы. Огонек свечи спускался: обе женщины шли за ней. Наоми выскочила на улицу. Она никого не увидела, вокруг не было ни души. «Владислав», — пробормотала девушка и до крови закусила губу.

Через полчаса она была у себя дома в Пратере; Владислав еще не приходил. Наоми, не раздеваясь, бросилась на кровать, однако в глазах ее не было ни слезинки, ни вздоха не сорвалось с уст. Наконец послышались шаги — пришел Владислав.

Молча смотрели они друг на друга.

— Ну как, хорошо повеселилась? — ехидно улыбаясь, спросил он.

Наоми молчала, не сводя с него оскорбленного взгляда своих гордых глаз; он же смотрел на нее насмешливо и улыбался.

Она пошевелила губами, собираясь что-то сказать, но промолчала.

— Ты никогда не замечала, — заговорил он, — что, когда я иду по конюшне и моя кобыла не привязана, она всегда ржет и идет за мной следом. Просто потому, что любит меня, а я за это поглаживаю ее по гриве. Ты тоже ходишь за мной по пятам, но не из любви, совсем наоборот. Вот и мне хочется тебя приласкать наоборот, ты этого заслуживаешь.

Он взял со стола кнут и щелкнул им в воздухе в сторону Наоми так, что котик коснулся ее шеи.

Это был словно укус тарантула. Похолодев, девушка не сводила глаз с обидчика. Наконец произнесла единственное слово: «Владислав!» — и вышла из комнаты.

На улице было темно и тихо, только прогрохотала, катя по дороге мимо Пратера, карета. Небо было звездное. Большая Медведица указывала на север. Вспомнила ли Наоми о родине, или ее мысли оставались в дощатом доме у сына парии, гордого Владислава? Глаза ее не пролили ни слезинки, пи единый вздох не сорвался с уст; она в задумчивости сделала несколько шагов, не отрывая глаз от звездного неба. Так смотрела на море Ариадиа, узнав, что Тесей обманул ее. Так улыбалась Медея, здороваясь с Ясоном у Креусы.

В тот самый час, в ту самую ночь, только в другом месте — на скучной проселочной дороге в Зеландии, еще одни глаза смотрели на то же созвездие, однако в них, напротив, читались надежда и вера, какие вдохновляли Леандра, когда он бросился в волны Геллеспонта и поплыл к маяку, зажженному Геро.

Человек, кативший в эту ночь в карете по зеландской дороге в сторону Копенгагена, был Кристиан. Он пришел к убеждению, что у господина Кнепуса многому не научишься и, если он хочет чего-то добиться в жизни, пора ему выходить в широкий мир. Петер Вик рассердился и сказал: пусть, дескать, плывет дальше в одиночку. Люция плакала, но Кристиан был тверд в своем решении. У него были рекомендательные письма, одно из них — к королевскому лакею, и он считал, что это гораздо надежнее, чем пустые обещания и рукопожатия. Стояла прекрасная, тихая летняя ночь, кучер трубил в свой рожок, и ему отвечало эхо. Одна звезда сверкала ярче других — это была звезда Денеб в созвездии Лебедя. «Вот моя счастливая звезда», — подумал Кристиан и спросил соседа, как она называется. «Курица на насесте», — ответил тот.

Кристиан думал о Наоми; а ее мысли в этот час кружились, словно пчелиный рой, отыскивая каждый побег горечи, проклюнувшийся за последние месяцы в ее сердце, и отовсюду приносили ей яд.

Она прислушалась, и ей показалось, что она слышит плеск дунайских волн. По небу, где когда-нибудь будут плавать воздушные шары, пролетела падучая звезда.

Наоми вернулась в дом, где спал Владислав; однако она осталась в коридоре, села на нижнюю ступеньку лестницы, положила руки на перила и прислонилась к ним головой. Она задремала, как дремлет араб, знающий, что его злейший враг спит с ним в одной кибитке: они. ели и пили вместе; гостеприимство — священный щит, который разделяет их, они пожали друг другу руки… но последней мыслью каждого, перед тем как заснуть, было: мы еще встретимся в другом месте! В жилах сына парии и дочери Израиля течет азиатская кровь, в ней пылает жаркое солнце.