Джон Фаулз - Червь

В: Разумелись те воды, о коих он рассказывал в Лондоне?

О: Те самые.

В: Что ещё было сказано об этих хранителях?

О: Что они чужеземцы и на английском языке не говорят, ни также на прочих языках, употребляемых в Европе. Что о публичных женщинах не имеют понятия. Что мне надлежит во всём явить себя невинной девицей, не познавшей греха, и в вольности не пускаться, но хранить смирение.

В: Не приводил ли он ещё каких побочностей? Не называл страну или земли, откуда прибыли эти особы?

О: Нет.

В: Не обмолвился ли, откуда о них уведомлен?

О: Он лишь сказал, что всем сердцем ищет с ними встречи.

В: Стало думать, прежде он с ними не встречался?

О: Выходило, что так. Но напрямик он этого не объявлял.

В: Не почли вы за странность, что Его Милость, точно сводник, замышляет отдать вас другим?

О: Да, меня это несколько удивило.

В: Несколько? И только?

О: Я уже привыкла, что он обыкновенно говорит загадками.

В: Не сделалось ли вам страшно, невзирая на ваше убеждение, будто происшествие на Уилтширском капище не заключает в себе ничего опасного?

О: Но ведь я видела, что Его Милость хоть и суров, но не злонамерен. Да, я его не понимала, но пуще всего боялась лишь этой своей непонятливости.

В: Мне желательно узнать об одном обстоятельстве более общего свойства. Известно ли было Его Милости про ваши амуры с его слугой? Делалось ли это за его спиной или с его ведома?

О: Он всё знал. За то и пенял, что я слишком млею в объятиях Дика. Он на это смотрел как хозяин: я, мол, тебя купил для собственного услаждения, а ты сама услаждаешься с другим. И фиалочки, которыми я себя украсила, он в этом смысле и понял.

В: Ему было известно, что вы сходились с Диком не только по его приказу, но и втайне?

О: Я исправляла должность, для которой была нанята, всего дважды, а больше меня не просили, как будто Его Милость в этом средстве изверился и нужды в нём уже не видел. И всё же его задевало за живое, что я нахожу в этом приятность.

В: Вы разумеете, что ваши блудные занятия не приблизили исполнение означенной цели и Его Милость махнул на вас рукой?

О: Имел он и другую цель, и несравненно против первой величайшую.

В: Благоволите объяснить.

О: В своё время объясню.

В: Тогда — о том вашем разговоре. Не странно ли, что Его Милость вменяет вам в должное ублажать важных чужеземцев, а чтобы воздержаться от утех со слугой, и речи не ведёт?

О: Слов нет, странно. И всё же сущая правда.

В: Стало быть, его воля, по вашему суждению, состояла в том, чтобы вы, буде потребуется, сделались при этих господах шлюхой, но между тем хранили вид невинности? И больше ничего?

О: Так я его поняла.

В: И эта его воля имела вид приказа? Должны — и всё тут? Угодно вам, нет ли — сие в уважение не принималось?

О: Такова была его воля, и мне оставалось повиноваться.

В: Больше Его Милость ни о чём с вами не говорил?

О: Нет.

В: С запинкой отвечаете.

О: Я силилась припомнить.

В: И всё-таки «нет»?

О: Всё-таки нет.

В: Не нравятся мне, сударыня, ваши ответы. Не то дразните, не то загадки загадываете. Смотри у меня: дело нешуточное, не время бы загадки подпускать.

О: Не я их загадываю: мне их загадали. Не я тебя путаю: меня запутали.

В: С тем Его Милость вас и отослал?

О: Да.

В: И до самого утра вы его не видели?

О: Нет.

В: А потом к вам в покой пришёл Дик?

О: Когда он пришёл, я спала.

В: Не подумалось ли вам тогда: «Завтра мне придётся обнимать другого»?

О: Тогда я, благодарение Богу, ещё не чаяла, что будет завтра.

В: Довольно отлагательств. Мы уже почти добрались до этого самого завтра.

О: Знаю.

В: Не имели вы каких-либо предвестий, что Джонс этой ночью вас покинет?

О: Нет, никаких.

В: Он с вами об этом не говорил?

О: Мы с ним мало разговаривали.

В: Отчего же?

О: Больно он с самого начала любопытничал. И всё-то норовил показать, будто знает про меня такое, чего по правде не знал. И выходило, что я должна быть ему благодарна за молчание.