Принесли кофе. Но когда Марга, приложив левую руку к сердцу, правой хотела подать чашку султану, тот жестом остановил ее.
— Нут! — промолвил он. — Так не годится. У вас в доме есть девушка. Она и должна подавать. Позови ее. Пускай она подаст мне кофе.
У Димчо-кехаи ноги подкосились, он зажмурился и еще ниже уронил голову. Но Марга на слова султана ответила веселым смехом.
— Прошу прощения, эфенди. Не вели казнить, — сказала она. — Недаром говорится: у бабы волос долог, а ум короток. Позабыла. Сию минуту позову Ранку…
Но как только она переступила порог, притворная веселость ее исчезла и на лице изобразилась тревога и ярость. Но делать было нечего. Поспешно, дрожащими руками, бормоча тысячи наставлений и советов, Ранку одели. Одели нарочно поскромней, в старенькие одежды, подвязали пониже длинный платок на голове. И, подведя девушку к двери зала, Марга пропустила ее вперед.
Султан поднял глаза. Кара-Имам ухмыльнулся и сверкнул глазами. Никакая одежда, никакой низко повязанный платок не могли изменить внешность Ранки. Перед гостями стояла высокая, стройная девушка, как две капли воды похожая на мать: то же круглое лицо, те же черные глаза. Только молодая, застенчивая, с той мягкостью черт и той свежестью, которые бывают только в молодости. Подавая султану чашку, она от смущения расплескала ее.
— Не беда. Это к счастью! — засмеялся Кара-Имам.
Он так и впился в нее глазами, стараясь ее смутить, когда она подавала кофе ему. Но она поглядела на него уже другим взглядом, и Кара-Имам заметил в нем короткие вспышки молний, по которым сразу узнал материнскую породу.
Подав кофе, Ранка сразу отошла в сторону и, как отец, встала прямо, скрестив руки. Марга начала снова рассыпаться в любезностях, не спуская в то же время глаз с лица султана, следя за его выражением, ловя его взгляды. Тревога, может быть, напрасна: не заметно как будто ничего дурного… Вот только кабы не этот Кара-Имам. Он вдруг сделался очень болтлив. И все время обращается к Ранке, делает какие-то двусмысленные намеки, заставляя ее смеяться и краснеть. Султан по-прежнему сидит молча, опершись на руку рыжеватой, квадратно постриженной бородой и держа свою кривую черкесскую саблю между колен. Он глядит на Ранку, улыбается, и в глазах его играют отсветы горящих на некотором расстоянии от него свечей. Вдруг, совсем неожиданно, он вскакивает и говорит, что пора ехать.
Его проводили так же, как встретили. И когда топот коней затих, Марга, послав вдогонку обоим проклятие, подняла глаза к небу и подумала, что, может, этим все и кончится. Но через две недели султанские конюхи выхватили Ранку из хоровода и увезли во дворец. Стар и млад — все попрятались. Потом поднялся страшный шум, словно в улье. В доме Марга лежала без чувств, и Димчо-кехая потеряв голову ждал, когда жена придет в себя и скажет, что делать.
Делать ничего не сделали: до бога высоко, до царя далеко. Прошел слух, что Косан ушел в горы, стал разбойником, бродит вокруг султанского дворца. А начетчик отца Лукана Драгота постригся в «Биле». Но если насчет Косана было известно, что он сватался к Ранке, хотя Марга и слышать о нем не хотела, то никому даже в голову не приходило, что уход Драготы в монастырь имел какое бы то ни было отношение к дочери Димчо-кехаи.
Про это знал только сам Драгота. Вот о чем думал он, запершись в своей келье. Драгота был не такой, как Косан. Он любил хитроумные замыслы, окольные пути. Если бы он посватался к Ранке, как это сделал Косан, ее за него не выдали бы. Но отец Лукан был стар, не сегодня завтра мог помереть, и его место перешло бы к нему, Драготе. Тогда нашлись бы люди, которые убедили бы Маргу, что ее дочери приличней всего стать попадьей, выйдя за Драготу. И так было бы, так было бы, если бы не Хаджи Эмин, басурман этот, антихрист!
Но Драгота не считал, что все пропало… Кто знает, что таит в себе будущее. Может быть, султан вернет Ранку и тогда, опозоренная, всеми отвергнутая, она станет безраздельно его. А может, будет и иначе. Драгота ждал. Одиночество и тишина давали ему возможность думать, как они дают пауку возможность ткать свою паутину. А так как все эти замыслы относились к Ранке, он не чувствовал, что усталая мысль его переходит в бред. Дочь Марги словно стояла перед ним; он ощущал ее близость, видел огонь ее глаз, чувствовал тепло ее молодого белого тела; терзаемый желанием, пылая страстью, он ворочался на своем ложе, стонал, и перед глазами его, огненными глазами безумца, возникали видения, полные соблазна и греха.
Читать дальше