Марк Твен - Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий.

Когда замечтавшийся паук наткнется невзначай на раскаленную лопату, он сначала всем своим видом выразит изумление, а потом съежится. То же примерно произошло под действием моих испепеляющих слов с беспечным и самодовольным агентом.

Как видите, я, когда находит на меня бичующий стих, бываю беспощаден.

Из Люцерна в Интерлакен. — Горный перевал Брюниг. – Затворничество св. Николая. – Обвалы. – Дети – торговцы съестными припасами. – Как запрягают лошадь. – Немецкие обычаи.

Мы готовились к серьезному переходу из Люцерна в Интерлакен через горный перевал Брюниг. Но буквально в последнюю минуту я поддался искушению: стояла чудесная погода и я, чем тащиться пешком, нанял коляску четверней. Это была тяжеловесная колымага, очень вместительная, но с удивительно легким, приятным ходом – что твой паланкин – и необыкновенно удобная.

Мы тронулись утром спозаранку, после горячего завтрака, и no гладкой твердой дороге покатили, радуясь чудесному швейцарскому лету, услаждая свой взор видом дальних и ближних озер и холмов, а слух — неумолчным птичьим пением. Порой только ширина дороги отделяла нависшие справа голые утесы от прозрачных студеных вод слева, где ходили стайками неуловимые рыбы, бесшумно скользя по решетчатому узору тонем; порой место утесов заступала бесконечная зеленая даль, пологими скатами уходящая вверх и усопшая уютными крохотными шале — так называется швейцарская разновидность коттеджа, наиболее изо всех приятная.

Обычно шале своим широким фронтоном обращено к дороге, и его щедрая крыша ласково и заботливо нависает над домиком, далеко раскинув защитными козырьками свои края. Причудливые окошки поблескивают мелкими стеклами, повсюду белеют кисейные занавески и пестреют цветочные ящики. Весь фасад вместе с козырьками крыши и перильцами низенького крылечка изукрашен затейливой резьбой — венки, плоды, причудливые арабески, изречения из священного писания, вензеля, памятные даты и тому подобное. Дом сплошь из дерева приятной и теплой по тону красновато–коричневой окраски; по стенам вьется виноград. Поставьте такое шале на фоне свежей зелени травянистого склона, и оно покажется вам таким приветливым и живописным, что вы признаете в нем не помеху, а чудесное добавление к прекрасному пейзажу.

Но вы только тогда почувствуете, как завладело вашим сердцем шале, когда наткнетесь подальше на дом новой стройки, по образцу тех домов, которыми изобилуют сейчас города Германии и Франции, — на мрачное, уродливое, унылое здание, оштукатуренное под камень, которое в своей чопорной, казенной и угрюмой суровости так не идет к окрестному пейзажу и так глухо, слепо и мертво к ого поэтичности, что хочется сравнить его с гробовщиком на прогулке, или трупом на свадьбе, или пуританином в раю.

Рано утром мы проехали мимо озера, где будто бы утопился Понтий Пилат. По преданию, после распятия Христа на кресте совесть так замучила римского наместника, что он бежал из Иерусалима и скитался по земле, нигде не находя избавления. Наконец он уединился на вершину горы «Пилат» и долгие годы жил один, меж туч и скал; но и здесь его душа не обрела мира и покоя, и, чтобы положить конец своим терзаниям, он бросился в пучину озера.

Далее мы проехали места, где родился человек, которому несравненно больше повезло на суде потомков. Это пресловутый друг детей — Санта–Клаус, или св. Николай. Удивительно, как складываются иные репутации! Взять хотя бы этого угодника. Он искони слывет другом детей, а между тем собственные дети таковым его не считали. У него их было десятеро, и когда ему исполнилось пятьдесят лет, он покинул их и затворился в келье, подыскав себе самое мрачное и далекое от мира убежище, где его благочестивые размышления не нарушались бы веселыми и всякими иными криками из детской.

Если судить по Пилату и св. Николаю, отшельники бывают на всякий образец, тут нет определенных правил: они, видимо, пекутся из разного теста. Пилат еще при жизни постарался искупить свой грех, тогда как св. Николаю придется, видимо, до скончания века лазить в сочельник по дымовым трубам и баловать чужих детей во искупление вины перед собственными, которых он так бессовестно бросил. Останки святого хранятся в церкви селения Сасксельн, которую мы посетили, и верующие чтут их. Его портрет вы найдете на всех окрестных фермах, хотя сходство, говорят, весьма относительное. По преданию, св. Николай, живя в затворе, единожды в месяц вкушал хлеб и вино причастия, все же остальное время изнурял себя постом.