Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

Но, увы, все вышло совсем иначе. К ужасу Джимми, старик явился на митинг в выцветшем мундире с множеством медных пуговиц. Все, конечно, в изумлении уставились на него, тем более что старый ветеран пришел вместе с товарищем Хиггинсом. А старик невозмутимо разглядывал толпу мужчин с красными значками и женщин с красными шарфами или бантами; на стенах — огромный флаг, кумачовые полотнища, знамена Союза имени Карла Маркса, Союза социалистической молодежи, местного отделения № 4717 союза механиков, районного отделения № 529 союза плотников и рабочего кооперативного общества. Потом он повернулся к Джимми и спросил:

— А где же американский флаг?

Хоровой кружок пропел «Марсельезу»; все махали красными носовыми платками и до хрипоты кричали «ура». Председатель, товарищ Геррити, выступил с небольшой речью. В течение многих лет социалисты всего мира, желая ярче обрисовать плохие условия жизни у себя на родине, прибегали к сравнению с Россией, но теперь сравнение устарело — Россия свободна, а скоро и Америка образумится и последует ее примеру. Геррити представил собранию товарища Павла Михайловича, специально приехавшего из Нью-Йорка, чтобы сделать доклад о значении этого величайшего исторического события. Товарищ Павел, худощавый, ученого вида человек, с черной бородой и в очках с черной оправой, сказал несколько слов по-русски, а затем около часу говорил на ломаном английском языке о том, каким образом русские добились свободы и как они постараются теперь освободить пролетариат всего мира. После него выступил товарищ Шульце из союза ковровщиков. Он заявил, что теперь нет никакой надобности воевать с Германией: немецким рабочим указан путь к свободе, и скоро они последуют примеру своих русских - товарищей. Шульце уверен в этом — его брат, редактор социалистической

газеты в Лейпциге, сообщает ему все, что творится на родине.

Затем взял слово товарищ Смит, редактор «Уоркера», и вот тут-то все и произошло. Молодой редактор не стал терять времени на вступления. Он заявил, что он революционер-интернационалист и никакое капиталистическое правительство не втянет его в свои кровавые махинации. Его не заставят убивать собратьев-рабочих, будь то в Германии, в Австрии, в Болгарии или Турции. Господа с Уолл-стрита убедятся, что, погнав свободных американцев на бойню, они совершили в своей стяжательской жизни величайшую ошибку.

— Не поймите меня превратно,— кричал товарищ Смит, хотя пока еще в его речи не было ничего такого, что можно было бы понять превратно,— я не пацифист, я не противник войны, но я буду сражаться только за то, за что хочу. Дайте мне оружие, я не откажусь от него, нет! Мне и моим товарищам, рабам наемного труда, давно не терпится получить оружие, а уж мы сами решим, против кого направить его: против наших братьев, немецких рабочих, или же против угнетателей, эксплуататоров с Уолл-стрита с их газетными лакеями и военной кликой!

Его слова били, как удары молота, и собрание ответило громом аплодисментов. Но вдруг все почувствовали, что в зале творится что-то неладное. Высокий седой старик в выцветшем синем мундире поднялся со своего места посредине зала и что-то закричал, размахивая руками. Соседи безуспешно старались усадить его. Часть аудитории из любопытства замолчала.

— Позор! Позор!—кричал он, указывая дрожащим пальцем на оратора.— То, что вы говорите, молодой человек,— это измена родине!

— Садитесь!— орали в зале.— Замолчите! Но старик не унимался.

— Разве здесь нет ни одного американца? Неужели вы станете молча выслушивать наглые речи изменника?

Публика хватала его за фалды мундира, грозила ему кулаками. Где-то в другом конце зала Неистовый Билл вскочил на стул:

— Заткните глотку этому старому дуралею!

Двое полицейских уже бежали по проходу между рядами, и «старый дуралей» обратился к ним:

— А вы здесь на что? Почему вы не защищаете флаг и честь Америки?

Те, однако, потребовали, чтобы он не мешал собранию. Тогда старик, гордо выпрямившись, зашагал к выходу. У дверей он еще раз обернулся и, погрозив кулаком, крикнул надтреснутым голосом:

— Изменники! Изменники!

Бедный Джимми был совершенно подавлен. Он, глубоко преданный делу социализма, явился причиной этой позорной сцены — он привел на революционный митинг человека в мундире убийц рабочего класса! Ему было совестно глядеть товарищам в глаза; он подтолкнул Лиззи локтем, они встали и незаметно, избегая встреч со знакомыми, выбрались из зала.