Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

Русские солдаты 12-й армии обращают ваше внимание на то обстоятельство, что вы ведете войну во имя самодержавия, против революции, свободы и справедливости. Победа Вильгельма убьет свободу и демократию. Мы оставляем Ригу, но мы знаем, что силы революции в конечном итоге окажутся могущественнее, чем силы пушек. Мы знаем, что в конце концов ваша совесть возьмет верх над всем остальным и немецкие солдаты вместе с русской армией пойдут завоевывать свободу! В настоящий момент вы сильнее нас, но вы побеждаете лишь грубой силой. На нашей же стороне нравственная сила. История запомнит, что немецкие пролетарии пошли против своих революционных братьев и что они забыли международную солидарность рабочего класса. Это преступление вы можете искупить лишь одним способом. Вы должны понять интересы своего собственного народа и одновременно интересы всего человечества и должны направить всю свою огромную силу на борьбу против империализма и пойти с нами нога в ногу — за жизнь и свободу!»

Джимми перевел глаза на собеседника.

— Ну как? — нетерпеливо спросил тот.

— Все очень хорошо! — воскликнул Джимми.— Вот это-то им и нужно. И никто против такого не может возразить. Ведь это же сущая правда, большевики именно так и делают.

Калинкин печально улыбнулся:

— Товарищ, если вас поймают с этой листовкой, вас убьют, как собаку. Нас всех убьют!

— Почему?

— Потому что она большевистская.

Джимми чуть не сказал: «Но ведь это же правда!» Однако он сообразил, что его слова прозвучат наивно, и молча дослушал Калинкина:

— Показывайте листовку только тем, кому вы доверяете. Носите с собой по одной штуке, остальные спрячьте. А ту, которую будете иметь при себе, запачкайте так, чтобы вы могли сказать: «Я нашел ее на улице». Видите теперь, как большевики борются с кайзером? Зачем же с ними воевать? Ну вот, пока раздайте эти, а через несколько дней я приду и принесу вам еще.

Джимми одобрил его план действий. Он сложил вместе два десятка листовок, засунул их во внутренний карман куртки, надел полушубок и перчатки. Ему очень хотелось отдать все эти вещи больному, полуголодному, полузамерзшему большевику. Он похлопал его для бодрости по спине и сказал:

— Можете верить мне, товарищ, я все их раздам. Я не сомневаюсь, что результаты будут!

— Только смотрите, обо мне не рассказывайте! — напомнил Калинкин.

— Не расскажу, хотя бы они меня живьем поджаривали! — ответил Джимми.

Джимми пошел в столовую ужинать, но обильная горячая пища не шла ему в горло — он думал все время об истощенном маленьком еврее. Он чувствовал, как больно жгут тридцать сребреников, лежащих в кармане его военной куртки. Как библейский Иуда, он хотел покончить с жизнью и потому избрал для этого самый верный способ.

Рядом с ним за столом сидел один мотоциклист, до войны состоявший в профсоюзе слесарей. Этот парень, как и Джимми, считал, что солдаты, когда вернутся домой с войны, должны получить обратно свои места, а если нет, придется заставить конгрессменов попотеть и добиться этого. После ужина Джимми отвел слесаря в сторонку и сказал ему:

— У меня есть кое-что интересное.

Интересное можно было встретить не часто здесь, у Полярного круга.

— Ну-ка, давай,— попросил слесарь.

— Я шел по улице,— сказал Джимми,— и заметил в канаве напечатанный листок. Это копия большевистской прокламации германским солдатам, они раздавали ее немцам в окопах.

— Чёрт! Что же там написано? — спросил слесарь.

— Представь себе, она призывает их восстать против кайзера — сделать то же, что сделали русские.

— А ты разве умеешь читать по-немецки?

— Нет,— сказал Джимми.— Но она отпечатана на английском.

— Почему же на английском?

— А кто ее знает!

— И как она могла попасть в Архангельск?

— Понятия не имею!

— Вот так штука! — воскликнул слесарь.— Хочешь поспорить: это они пробуют на нас свои фокусы!

— Я об этом не подумал,— осторожно сказал Джимми.— Пожалуй.

— Но с нашими янки этот номер не пройдет!

— Пожалуй, нет,— согласился Джимми.— А все-таки это интересно почитать.

— Дай-ка сюда,— попросил слесарь.

— Только, чур, никому не говори. Я вовсе не хочу попасть в беду.

— Буду молчать, как рыба.— Слесарь взял измазанный листок бумаги и начал читать. — Господи, вот чудеса-то! — сказал он.

— В каком смысле чудеса?

— Вроде не похоже, что эти парни поддерживают кайзера.— Слесарь почесал голову.— Мне нравится, как у них тут написано.