Эптон Синклер - Столица

Поэтому он сразу должен настроить себя так, чтобы ничему не удивляться; делать все, что делают другие, и платить столько, сколько платят другие, и главное—проделывать это с полной непринужденностью, будто никогда иначе и не жил. Он быстро завоюет соответствующее положение. А пока от него требуется одно: чтобы он предоставил все заботам брата.

— Со временем сам увидишь, что в моих руках все связи; относись к жизни полегче и дай мне возможность познакомить тебя с нужными людьми.

Все это звучало очень заманчиво.

— Но понимаешь ли ты,— допытывался Монтэгю,— для я чего я сюда приехал? Я вовсе не желаю попасть в число «четырехсот». Я хочу заниматься юридической практикой.

— Прежде всего,- ответил Оливер,— тебе не следует говорить о четырехстах семействах, это вульгарно и глупо, и вообще все это выдумка. Второе. Ты намерен обосноваться в Нью-Йорке, и тебе необходимо знакомство в деловых кругах,— тогда ты сможешь получить практику в качестве юриста, практику в игре на бильярде, вообще любую практику в чем бы тебе ни заблагорассудилось. Но без этих связей ты с таким же успехом можешь практиковать в Дагомее. Ты мог бы, конечно, приехав сюда, начать свою карьеру и самостоятельно, без моего содействия, но тогда за двадцать лет ты не добился бы того, что с моей помощью получишь в течение двух недель.

Монтэгю был почти на пять лет старше брата, и дома он всегда относился к нему почти по-отечески. Однако теперь их роли переменились. Он нашел это положение даже забавным и с легкой улыбкой снисхождения решил принять на себя роль прилежного ученика, познающего тайны столицы.

Братья условились, что никто не должен знать о их соглашении. Миссис Монтэгю, которая почти совсем ослепла, будет продолжать здесь свою обычную тихую жизнь, довольствуясь обществом «няни Люси». Что касается Элис, то она, как почти всякая женщина, едва ли станет интересоваться экономическими проблемами; если добрые феи вздумают осыпать ее своими дарами, она охотно их примет.

— Элис создана для жизни во дворце,— заявил Оливер.

Увидев ее, он даже вскрикнул от восхищения. Когда он уезжал, она была высокой и худенькой шестнадцатилетней девушкой. А теперь ей исполнилось девятнадцать, и на лице ее и в волосах заиграли нежные отсветы зари. В автомобиле Оливер повернулся к кузине, внимательно поглядел на нее и загадочно произнес:

— Из тебя выйдет толк.

Элис переходила из одной комнаты в другую, громко выражая изумление.

Все здесь на первый взгляд было спокойным, ничто не бросалось в глаза. Все было простым, но какой-то странной, озадачивающей простотой, тщательно обдуманной. Это была роскошь, но роскошь, проникнутая такой самоуверенностью, что едва снисходила до самой себя в своем аристократическом высокомерии. Даже человек с примитивным вкусом поневоле начинал через некоторое время это ощущать и проникался чувством благоговейного трепета. Нельзя было долго оставаться в этих комнатах, отделанных драгоценным ореховым деревом и обитых шелком с ручной вышивкой, не почувствовав какого-то волнения, даже если вы знали, что обстановка каждой комнаты обошлась в восемь тысяч долларов, а вывезенная из Парижа ткань, которой затянуты стены, стоила семьсот долларов ярд.

Монтэгю стал все оглядывать. Он обратил внимание на бронзовые рамы огромных двойных окон, на огнеупорные бронзовые двери, на бронзовые электрические канделябры, зажигавшиеся одним прикосновением к кнопке и заливавшие комнату мягким сиянием; на стулья стиля marquise и duchesse с такой же обивкой, как и стены, на огромное кожаное кресло-кушетку с прикрепленной к изголовью поворачивающейся во все стороны лампой. Когда отворялись дверцы гардероба, он автоматически освещался изнутри. Был здесь и подвижной трельяж, позволяющий видеть собственную фигуру со всех сторон. У кровати находился небольшой бронзовый стенной шкафик, куда ставилась обувь и противоположная дверца которого выходила в переднюю; коридорный мог взять обувь и, вычистив, поставить ее обратно, никого не потревожив.

Каждая из ванных комнат была величиной с гостиную, с полом и стенами из белоснежного мрамора и дверью из заграничного зеркального стекла. Перед огромной фарфоровой ванной были прикреплены к фаянсовой трубке стеклянные ручки, облегчающие выход из ванны, а вокруг душа висели льняные занавеси, которые каждый день менялись. Тут же стоял специальный мраморный стол для массажа, и достаточно было нажать кнопку, чтобы появился массажист.