Эптон Синклер: Столица

За этим последовал рассказ о ночной атаке, вернувшей ранее потерянную ими территорию. Здесь-то и настигла Стонуолла Джексона его трагическая смерть. Затем майор рассказал об Эндерсонвилле и о побеге из тюрьмы. Монтэгю готов был всю ночь бродить с майором по улицам и слушать его рассказы о боевых временах.

Поглощенные беседой, они подошли незаметно к кварталам, где ютилась беднота. Здесь над головами с грохотом проносились поезда надземной железной дороги, вдоль улиц тянулись ряды лавчонок. На углу Монтэгю заметил большую толпу и спросил, что там происходит.

— Какой-то митинг,—ответил майор.

Подойдя ближе, они увидели над толпой факел и стоявшего рядом с факелом человека.

— Очень похоже на политический митинг,— сказал Монтэгю,— но едва ли это возможно сейчас, сразу после выборов.

— Социалисты, наверное,—сказал майор,— они толь ко этим и занимаются.

Оба пересекли улицу и теперь лучше могли все разглядеть. Оратор был тощий человек с изможденным лицом. Он резко размахивал длинными руками, возбужденно ходил взад и вперед и наклонялся к окружавшей ее густой толпе. За грохотом поезда майор и Монтэгю не могли расслышать его слов.

— Социалисты! — воскликнул Монтэгю с удивлением.—А чего они хотят?

— Как бы это вам сказать,— ответил майор,— вероятно, они хотят свергнуть правительство.

Поезд прошел, и до них донеслись слова:

— Вы строите для них дворцы, а сами живете в битком набитых жилищах. Они заставляют вас ткать тончайшие ткани, а самих ходить в лохмотьях. Они вас заставляют строить тюрьмы, а потом вас же в них и сажают! Вас заставляют изготовлять орудия и вас же из них расстреливают. Они крепко держат в своих руках политические партии, сами намечают кандидатов, обманом заставляют вас голосовать за них и называют это законом! Они сгоняют вас в армии, посылают вас убивать ваших же братьев и называют это порядком! Они берут цветную тряпку, называют ее знаменем, учат вас жертвовать за нее жизнью, и это называют патриотизмом! И всю свою жизнь, с рождения до самой смерти, вы должны работать, а они загребают всю прибыль, они — хозяева, господа, а вы — дураки, дураки, дураки!

Голос человека перешел в пронзительный крик, он вскинул руки и разразился злобным смехом. В это время прогрохотал другой поезд, Монтэгю не мог больше ничего расслышать, но он видел, что оратор яростно продолжает свои обличения.

Монтэгю стоял как пригвожденный, он был потрясен до глубины души и едва владел собой. Ему хотелось броситься к этому человеку, схватиться с ним, перекричать о, осадить перед всей толпой.

Майор, вероятно, заметив его возбуждение, взял его под руку и повел в сторону от толпы, говоря:

— Идемте, идемте, с этим ничего не поделаешь.

— Но... но полиция должна арестовать его! — возмутился Монтэгю.

— Иногда так и поступают,— сказал майор,— но все толку.

Они продолжали свой путь, и мало-помалу резкие выкрики замерли вдали.

— Скажите,—задумчиво спросил Монтэгю,—часто это бывает?

— За углом дома, где я живу, такие митинги устраиваются каждую субботу вечером.

— И всегда находятся люди их слушать?

— Иногда собирается такая толпа, что приостанавливается уличное движение.

Некоторое время шли молча. Наконец Монтэгю спросил:

— Что же все это значит? Майор пожал плечами:

— Быть может, еще одна гражданская война..

Отец Аллена Монтэгю умер около пяти лет назад. Года два спустя его младший брат, Оливер, заявил, что намерен попытать счастья в Нью-Йорке. У него не было ни профессии, ни определенных планов, но друзья отца были богатыми и влиятельными людьми, и он рассчитывал на их покровительство. Обратив свою часть имения в деньги, он пустился в путь.

Оливер был жизнерадостным юношей, любившим пожить в свое удовольствие, и обладал всеми задатками блудного сына. Его брат почти не сомневался, что через год-два он вернется с пустым кошельком. Но Нью-Йорк» видимо, пошел ему на пользу. Он никогда не рассказывал о том, чем занимается, но писал, что кое-как сводит концы с концами. Однако в его письме проскальзывали намеки на то, что он ведет широкий образ жизни. А к рождеству и ко дню рождения кузины Элис он посылал ей подарки, приводившие в изумление всю семью.

Монтзгю считал, что сам он останется провинциальным адвокатом и владельцем плантации. Но два месяца назад пожар уничтожил дотла все фамильное поместье, а вдобавок тут же подвернулся покупатель на их землю. И при активном участии Оливера, присылавшего по нескольку телеграмм в день, было решено покончить с делами и перебраться в Нью-Йорк всей семьей, состоявшей из Монтэгю, его матери, девятнадцатилетней кузины Элис и старенькой «няни Люси», служанки миссис Монтэгю.