Стеван Сремац - Поп Чира и поп Спира

— Аки гром, аки гром! Свалило бы и самого Голиафа.

— Доказательство — отец Чира! Ох, и нагрузился же он, ха-ха-ха!

— Ну, слава богу! Сказал тебе: предоставь всё дело мне.

— Э-э, спасибо тебе! Ты вот Голиафа помянул, а после столь удачного завершения дела и я могу вместе с царём Давидом воскликнуть: «Да посрамятся и смятутся все врази моя; да возвратятся и постыдятся зело вскоре». Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха! — смеётся и поп Олуя.

— Ну, а сейчас доброй ночи. Наконец-то после стольких недель засну спокойно! Спасибо тебе, доброй ночи! Ты меня сейчас, так сказать, вторично в попы рукоположил… Доброй ночи! Погоди, уничтожить надо поскорей этот проклятый корпус деликти: пока он у меня в кармане, не смогу уснуть спокойно! — говорит отец Спира и выбегает во двор.

Рано утром они выехали и около полудня прибыли в Темишвар.

На следующий день, до обеда, наши попы предстали перед его преосвященством, который хотел прежде всего посоветовать им, как говорится, замять дело до того, как оно уйдёт на рассмотрение в соответствующую инстанцию. Мы не держали в руках акта епископского архива и потому лишены возможности передать все подробности этой встречи, тем более что повесть стала бы на одну главу длиннее. Скажем только в заключение этой главы, что оба преподобных отца, отправившись к его преосвященству, пробыли у него довольно долго — битый час, если не больше; а когда покинули епископский двор, удивительно было то, что поп Чира (хотя и вошёл он обвинителем) вышел порядком опустив нос и с пылающими щеками, а поп Спира, напротив, хоть и был обвиняемым, выглядел весёлым, таким же весёлым, как и в тот раз, когда был награждён красным поясом. Ещё удивительней был ответ, который они дали своему знакомому, столкнувшись с ним при выходе из епископии. «Ну как, закончилось?» — «Да, наконец-то!» — сказал поп Чира. «Слава богу, всё в порядке!» — добавил весело поп Спира. Но самым удивительным было то, что оба попа не расстались у выхода из епископии, а продолжали путь рядышком, объясняясь и беседуя о чём-то…

— Значит, помирились! — воскликнут читатели. А почему поп Чира угнетён и взволнован, а поп Спира весел и доволен, об этом читатели узнают из следующих двух глав.

Попы задержались ещё на полдня в Темишваре, чтобы сделать кое-какие покупки. Домашние надавали им поручений, ибо, как всякому известно, семейному человеку нельзя отлучиться в город и на полчаса, чтобы женская половина не нагрузила его, словно верблюда, таким множеством поручений, какое не удержится даже в голове Стратимировича. А тем более сейчас, когда попы собрались в самый Темишвар, где сельские жители готовы часами стоять, глазея на одну и ту же витрину. У попа Миры был целый ворох поручении. У попа Спнры, правда, ни одного (ни он, ни домашние не думали об этом, не зная, каков будет «исход дела»), но ему самому пришла охота накупить всякой всячины и сделать домочадцам сюрприз. Радуясь, что отделался так дёшево, он решил на деньги, которые, по его предположению, должны были пойти псу под хвост, купить что-нибудь нужное для дома. Поп Чира покупал, чтобы умилостивить, а поп Спира — чтобы порадовать.

Чего только не накупили попы! И бумазеи, и фланели на зиму, и ботуши [96] Ботуши — мягкие зимние туфли. для обеих матушек. Поп Чира купил и рисовой пудры, и прибор для завивки волос, и какие-то штучки для закручивания локонов, и новомодные шпильки (с особым названием в честь какой-то швабской принцессы-невесты), и гуммиластику для чистки, и машинку для застегивания перчаток, целый короб всевозможных ниток и вязальной шерсти — около десяти разных номеров, которых он не мог запомнить, а потому и записал ещё дома, исписав целых пол-листа писчей бумаги. Войдя в магазин, он вытащил из кармана эту бумагу, развернул, положил перед собой, сел на стул, протёр очки, нацепил их на нос и, глядя на запись, стал диктовать щуплому, хорошо причёсанному еврейчику, зачёркивая очередное название карандашом, пока не приобрел всё точно по списку.

Поп Спира купил большой брусок мыла, нож — резать ветчину, и уйму необходимых кухонных принадлежностей, которые в селах ещё мало или вовсе неизвестны.

Вспомнил он и о своих спасителях — Аркадии и попе Олуе. Аркадию он купил высокие ботуши, в которых он будет прислуживать в церкви, шаль за три сребра и красивую пенковую трубку с длинным чубуком за тринадцать сребров. Такую же точно трубку он купил и отцу Олуе.