— Ах, пардон, извините! Обедайте, обедайте! — говорит господжица Габриэлла, входя в дом нотариуса. — Я зайду попозже.
— Ничего, ничего! — говорит супруга господина нотариуса. — Мы сегодня что-то запоздали с обедом, извините и вы! Жаль, не пришли пораньше, уха была прекрасная.
— Что вы, что вы, — жеманится госпожа Габриэлла, — повторяю, я могу зайти чуть попозже! На моих стенных часах уже два пробило.
— И они вас не обманули, — говорит супруга нотариуса, — это мы промешкали сегодня, а в других домах, конечно, уже давно отобедали.
— Где как, право же! Как у кого! — радостно заявляет Габриэлла. — В доме его преподобия господина Чиры, полагаю, не до обеда…
— Господина Чиры?! — с любопытством спрашивает хозяйка и сразу становится заметно приветливей. — А что там произошло, дорогая?
— Неужели не слыхали?
— Нет, милая! Да располагайтесь, пожалуйста, будьте как дома…
— Так-таки ничего не слыхали? Ровно ничего ?! Возможно ли это? — допытывается Габриэлла, снимая платок. — А я-то прибежала послушать: супруга чиновника, думаю себе, лучше всех знает; не на сельских же кумушек полагаться, гнедиге [69] Милостивая сударыня (нем.) .
.
— Решительно ничего, моя милая! Живу как в пустыне.
— Да это просто невероятно! Дас ист унмеглих [70] Это невозможно! (нем.) .
! Всё село только об этом и судачит.
— А ты, Кипра, слышал что-нибудь? — обращается хозяйка к мужу.
— Я… ровным счетом ничего, — отвечает господин нотариус.
— Эх, мой супруг — чиновник с головы до пят, — восклицает в отчаянии дородная супруга, — у него дурное правило: ни во что не вмешиваться, моя дорогая, и ничего мне не рассказывать!.. О всех происшествиях узнаёшь через десятые руки!
— Да что вы говорите, милостивица?!
— Кроме шуток! Ну, пожалуйста, — не стесняйтесь.
— Прошу вас, прошу вас… без всяких церемоний… забудьте обо мне! Я вот устроюсь здесь, на диване! — говорит Габриэлла, опускаясь на стоящий в глубине комнаты диван, и вынимает своё вязанье.
— Ах, нет, нет, — протестует хозяйка. — Садитесь, милая, сюда, с нами. Не угодно ли кусочек дыни — такая, знаете, сладкая, словно она не на огороде выросла, а кондитер её сделал.
— Разве самую малость, чтобы только не огорчить вас отказом! — говорит Габриэлла и откладывает вязанье.
— Ну, что же, дорогая, что у них случилось? — спрашивает супруга господина нотариуса.
— Прохожу это я мимо вашего дома и думаю: зайду-ка я к ним — наверняка господину нотариусу всё известно… А вы, оказывается, и не слыхали? Меньше моего знаете!
— Прошу вас.
— Да и много ли сама-то я знаю? Услыхала и просто ушам своим не поверила… а сплетни я ненавижу пуще дьявола… Вы, слава богу, меня знаете… не люблю, чтобы потом попрекали…
— Верю, дорогая, я ведь и сама такая.
— Знаю, знаю, можете мне об этом, гнедиге, не говорить.
— Ну, расскажите, что знаете, милая, только то, что знаете! — настаивает хозяйка. — Не хотите ли сахарком посыпать дыню? Разные вкусы бывают. Вот мой Кипра любит посыпать дыню перцем или нюхательным табаком.
— Спасибо, гнедиге, дыню я люблю натуральную, без всего; и на лицо, кроме рисовой пудры, чтоб не обветривалось, ничего не кладу.
— Да вам и не нужно! Такая кожа!
— Итак, слушайте!.. Но, пожалуйста, милостивица, пусть это останется между нами. Бог знает, всё ли тут правда, а мне не хотелось бы…
— О, конечно, само собой разумеется!.. Если вот эта рыба заговорит, — заявляет хозяйка, указывая на хвост сома на столе, — то заговорю и я. Итак?
— Итак, слушайте! — начинает Габриэлла, кланяясь господину Кипре, который, выкурив свою трубку, поднялся, чтобы ненадолго прилечь, предварительно распорядившись не вынимать до его пробуждения арбуз из колодца. — Итак, вы знаете, что я дружна с матушкой Сидой и матушкой Персой и сама не знаю, гнедиге, которую из них больше люблю. Обе — точно сёстры мне родные, не меньше. Если помните, я вам говорила и предсказывала ещё недели две-три тому назад, что между ними произойдёт катавасия. А я что вижу, гнедиге, то вижу. Ещё тогда я отметила, что никогда у них такого не бывало. А всё из-за этого юноши, молодого господина Перы, который назначен сюда учителем. Всё понятно и очень даже просто: у одной дочка и у другой дочка; а мать, как всякая мать, хлопочет о счастье своего ребёнка. Да и кому же хлопотать, как не бедной матери!.. Ах, я прямо-таки очарована этим вашим ситчиком, — рассказываю вам, а сама глаз с него не спускаю! Где вы, гнедиге, купили его? До чего красивый ситчик! — восторгается Габриэлла, разглядывая платье хозяйки.
Читать дальше