Владислав Реймонт - Рассказы

— Если бы ты управляющему вилами ребра пощупал, сидел бы и ты!

Так люди чесали языки. Винцеркова знала об этом, но только снисходительно усмехалась.

— На то у каждого свой ум, чтобы по-своему судить да рядить, — ответила она раз Тэкле, когда та ей пересказала, что о ней говорят.

До сих пор ее это ничуть не интересовало, но сегодня, когда она, проходя деревней, слышала за спиной шопот или до нее доносились голоса с дороги, она замедляла шаг и жадно ловила каждое слово — ей все казалось, что говорят о Ясеке.

Однако ничего такого она не услышала и вошла в хату Сулека.

В комнате толпились пожилые соседки, а у окна сидел хозяин, молодой, крепкий мужик, и стругал молотило для цепа. Работа валилась у него из рук, потому что из соседней горенки неслись нечеловеческие крики родильницы.

Молодой муж не мог усидеть на месте, каждую минуту подходил к двери в горенку и пытался войти туда, но Винцеркова его не пускала, и он в волнении шагал из угла в угол, время от времени утирая полой кафтана то мокрый лоб, то глаза. А женщины, рассевшись у очага, на котором варился суп, подсмеивались над волнением и тревогой хозяина.

— Не бойся ты, Валек, ничего Магде не сделается! Первого ребенка родить трудно — все равно, что новый горшок разбить, а потом привыкнет.

— Я десятерых родила — и ничего. Это — как орех разгрызть.

— Если ты такой жалостливый, Валек, так надо было жену поберечь — вот и не было бы теперь этого крику!

— Как же, верьте ему! Жалости у мужиков кот наплакал.

— Тише, вы! Она там надрывается, а вы зубы скалите!

— Не горюй, Валек! Теперь ты вроде как без жены, так тебя какая-нибудь бабенка под свою перину пустит.

— Нет, довольно с него! Немало он нагостился у девушек под перинами!

Вдруг все замолчали: в соседней комнате внезапно наступила тишина. Валек бросился туда, но в эту минуту дверь широко распахнулась, и на пороге появилась Винцеркова, держа на руках что-то, завернутое в тряпки.

— Ну, благодари бога, Валек. Сын!

Валек не помнил себя от радости. Он взял ребенка на руки и, поднеся к окну, с любопытством разглядывал его.

— Ох, какой урод! И не больше котенка! — говорил он, а сам все смотрел, насмотреться не мог на крохотного человечка, который пищал чуть слышно, как только что вылупившийся птенчик.

— Ну, по такому случаю выпить надо, — объявил счастливый отец, отдавая ребенка Винцерковой.

— Нет, погодите, первым делом его надо попотчевать. — Старуха взяла рюмку водки и отлила из нее несколько капель на пол в трех разных местах.

— За господа нашего Иисуса, за тебя, за родителей твоих! — приговаривала она при этом. Потом поднесла рюмку к сморщенному ротику новорожденного, но тот сразу поперхнулся, разревелся, и она отнесла его матери вместе с остатками водки.

А Валек беспрестанно бегал к жене, целовал ее, снова рассматривал малыша и возвращался, чтобы чокнуться с кумами. Принесли меду и, так как был великий пост, закусывали хлебом и сыром. Только для родильницы, с разрешения ксендза, варили курицу.

То и дело приходили новые гости, и скоро в комнате стало так людно и шумно, что Винцерковой приходилось шикать на всех, потому что больная уснула.

Гости были уже навеселе, и все сердечно, по-братски обнимались, когда вошел солтыс.

— Без начальства крестины справляешь, стервец, а? — закричал он уже с порога.

— Берите рюмку, солтыс, так догоните нас.

— Ого! Солтыс у нас во всяком деле мастак, перегонит нас и тут!

— Смотри-ка! Брехали, будто Мацьковой муж все зубы выбил, а у нее один остался!

— Меня ты трогать не смей! Ишь, что выдумал! — крикнула обиженная Мацькова.

— Кто же вас трогать станет — разве что палкой, да и то палку надо здоровенную!

Мацькова была уже под хмельком и так раскипятилась, что полезла на него с кулаками.

— Ах, ты! Будешь хозяйскую жену высмеивать, проходимец безродный! Где только рюмки зазвенят, уж он тут как тут!..

— Уймись, баба! Я — начальство, ты это помнить должна! — с важностью отпарировал солтыс, гордо выпрямляясь.

Но на Мацькову это не произвело никакого впечатления. Она весьма неприлично выразилась, объяснив, что надо делать с таким начальством, чокнулась еще раз с Винцерковой, взяла кусок сыра для внучек и ушла.

Солтыс только плюнул ей вслед и рьяно принялся за водку.

— Сын у тебя, Валек. Это хорошо. А я — солтыс, значит должен это знать. Не захочу, так его все равно как не будет.

— Как же не будет, когда он уже есть? — заметила одна из женщин.