Теперь Ян мог поговорить и с Дейлом. Тот пришел в своем старом фартуке, давно потерявшем свой цвет от солнца и пыли дорог.
Ну, Ян, — сказал он, раздув свою надежду до ослепительного сияния, — долго ли еще будешь ты бездельничать? Панек в нетерпенье, а мы без тебя даже спеть как следует не можем.
Ах, — выдохнул Ян так, словно в этот миг его озарило страшным блеском, — я только что сам верил в эту ложь, но я уж пс вернусь к вам. Хорошенько слушайте, Дейл, что я сейчас скажу. Недели не пройдет — я умру.
Что?! — возразил тот, маскируя свое здоровье бесстыдным притворством. — Что же тогда делать мне, семидесятилетнему старику, копающемуся в дорожной пыли, мне, насквозь разъеденному всякими хворобами?
— Пусть Дейл возьмет мою трость и очки, — отдал Ян последнее распоряжение. — А Рудде посылаю девять книг, оставшихся у меня.
Дейл поднялся во весь свой рост, и руки его скрестились над дарами, которые он прижал к груди. Поверив ясновидению Яна, он смог произнести только:
— Прощай!
В начале вечера взошел молодой месяц как символ прибывающей печали. Врач пришел в ужас, когда ртутный столбик подполз к сорока — за этой гранью лежит уже царство призраков, — и, ясно видя белый саван, окутывавший Яна, он сказал:
— Больной спешит к тому берегу.
— Иду и слышу — в усадьбах петухи поют, по кто это шагает впереди? Франтишек Дурдил!
Горячка Яна была последней битвой. Пораженный участок спинного мозга размягчился, изменив свой цвет, и волны отравленной крови бушевали из последних сил.
Йозефина, стоя между окном и постелью больного, приняла последний привет. Слова, хотя еле слышные, были ужасны, но страшней было то, что за ними последовало. Лицо Яна сделалось вдруг совершенно спокойным, только в багровом тумане горячки блестели глаза и уже онемевшие губы улыбались навстречу смерти. Вдруг свирепая судорога полоснула это лицо, словно копыто дьявола пли коготь тигра. Не ужас исказил эту маску безумия — гримаса смеха. Пять часов терзала буря бедное тело, поднимаясь от бедер вверх и опускаясь обратно. На шестом часу, в разгар припадка, замученный, исстрадавшийся Ян скончался.
Завершен смертельный прыжок, скольжение через ужас. Только оскал зияет из развороченной постели.
Гудел колокол. В последний раз имя Яна звучало по Бенешову, глубокий вздох облетал часовню мертвецкой, не умолкал по домам шепоток. Три дня будут плакать жители этого паршивого городишка, чтоб заслужить название добрых душ. Плакальщикам давно уплачено вперед — пусть же воют и сморкаются. Хозяин пекарни, мельник из Надельгот, управляющий и несколько отцов города, с торчащим из кармана выцветшим носовым платком, заглянут в глубину гроба на твое страшное лицо… Поздно вечером к смертному одру притащился безбожник-еврей.
Вы действительно думаете, что он умер? — выговорил он сдавленным голосом. — Не уснул? Не отдыхает? Где уверенность, что это сердце не оживет?
Здесь, — ответила Йозефина, касаясь мертвеца такой же холодной рукой.
Одно это слово открыло перед ней ворота слез — теперь она смогла заплакать.
История Яна Маргоула окончена. Он умер и на третий день был похоронен.
Романы Владислава Ванчуры
Выдающийся чешский прозаик и драматург Владислав Ванчура (1891–1942) в истории национальной литературы стоит в одном ряду с Ярославом Гашеком и Карелом Чапеком. Герой антифашистского Сопротивления, казненный гитлеровцами, он был посмертно удостоен звания народного писателя Чехословакии. Книги Ванчуры неоднократно переводились на русский язык. И все же творчество его еще недостаточно известно в нашей стране.
Романы «Пекарь Ян Маргоул» (1924), «Маркета Лазарова» (1931), «Конец старых времен» (1934), собранные в этом томе, представляют вершины трех разных периодов творческого пути писателя. Во многом они несхожи, ибо Ванчура никогда не удовлетворялся достигнутым, всякий раз ставя перед собой новые художественные задачи. Однако в них ярко проявляется своеобразие ванчуровской романистики в целом.
Историческим фоном литературного дебюта молодого чешского врача были значительнейшие события. Октябрьская революция в России, военное поражение и распад Австро-Венгрии, возникновение независимой Чехословацкой республики, официально провозглашенной 28 октября 1918 года, и создание Коммунистической партии Чехословакии (май 1921) — таковы важнейшие из них.
Решался вопрос о дальнейшей судьбе страны, в течение трех столетий находившейся под иноземным игом, о перспективах ее социального развития.
Читать дальше