Малькольм Лаури - У подножия вулкана

В «Todos Contentos у Yo Tambien» консула не было. И теперь, в теплые сумерки, Ивонна шла впереди Хью, намеренно быстро, чтобы не разговаривать с ним. Но все же его голос (как недавно голос консула) настигал ее.

— Ты прекрасно знаешь, что я не убегу и не брошу его на произвол судьбы, — сказала она.

— Черт, этого не случилось бы, не будь здесь меня, я во всем виноват.

— Случилось бы что-нибудь другое.

Лес сомкнулся за ними, и вулканы исчезли из глаз. Но темнота еще не наступила. Поток, струившийся вдоль тропы, тускло поблескивал. Крупные желтые цветы, похожие на хризантемы, мерцая, как вечерние звезды, росли у воды по обоим его берегам. Дикая бугенвилея, кирпично-красная в полусвете, дикий кустарник, унизанный белыми колокольчиками, и чуть ли не на каждом шагу прибитый к дереву указатель — поблекшая от непогоды стрелка с едва различимой надписью: «А lа cascada» [197] К водопаду (исп.) .

Дальше мостик, сооруженный из ржавых обломков брошенных американских автомобилей, вел через поток, но они продолжали путь по правому берегу.

Шум мелких водопадов за спиной заглушал рев большого каскада впереди. Воздух был влажен, насыщен брызгами. Если бы не этот рев, казалось, можно было бы услышать, как растут деревья в густой, влажной чаще леса, сквозь которую струился поток.

И вдруг они снова увидели над собой небо. Облака, теперь уже не багровые, обрели своеобразное голубоватое свечение, их гряды были словно озарены не солнцем, а луной, и в просветах еще сияла густая, бездонная синева дня.

Там парили птицы, взмывая все выше и выше. Ох, зловещая Прометеева птица!

То были стервятники, которые так яростно грызутся меж собой на земле, пачкают себя кровью и грязью, но все же способны взмыть вот так, ввысь, и лишь кондор, парящий над вершинами Анд, может с ними соперничать...

Низко на юго-востоке висела луна, уже готовая вслед за солнцем уйти за горизонт. Слева, сквозь деревья на другом берегу потока, показались невысокие холмы, похожие на те, что видны с калье Никарагуа; они были сиреневы и печальны. У их подножий, так близко, что Ивонна расслышала негромкий шорох, на пологих склонах, среди желтых кукурузных стеблей и странных полосатых навесов, бродил скот.

Впереди, на северо-востоке, все так же вздымались Попокатепетль и Истаксиуатль, «Спящая женщина», она была особенно хороша, снег на крутых, уступчатых склонах был кроваво-красен от солнца, но меркнул на глазах, иссеченный темными тенями скал, а вершина, казалось, парила в воздухе, витая средь цепенеющих, громоздящихся черных туч.

Чимборасо, Попокатепетль — говорилось в стихах, которые так нравились консулу, — пленили его сердце! Но в трагической индейской легенде сам Попокатепетль представал каким-то странным мечтателем: пламя его рыцарской любви, неугасимое в сердце поэта, вечно пылало для милой Исты, которую он потерял, едва успев обрести, и с тех пор охранял ее вечный сон...

Они дошли до края поляны, где тропа разветвлялась. Ивонна остановилась в неуверенности. Впереди, по левую сторону, была еще стрелка, прибитая к дереву, и па ней та же блеклая надпись: «A la cascada». Но на другом дерево точно такая же стрелка указывала направо: «A Parian» [198] В Париан (исп.) .

Теперь Ивонна знала, где они, но две тропы раскинулись перед ней в разные стороны, как руки — это странное сравнение вдруг пришло ей в голову — распятого человека.

Если свернуть по тропке направо, они попадут в Париан гораздо скорее. Однако широкая тропа в конце концов приведет туда же, а по пути, вспомнилось ей, будут еще два питейных заведения, если не больше.

Они пошли по широкой тропе: полосатые навесы и кукурузные поля исчезли из виду, с обеих сторон снова подступила лесная чаща, сырой запах земли сгущался вокруг них вместе с сумраком.

Тропа эта, думала Ивонна, сперва выведет на довольно широкое шоссе около ресторанчика под вывеской «Эль Попо», а потом поведет дальше (если считать, что это будет та же самая тропа), через лес, к Париану, до самого «Маяка», многократно сворачивая под прямым углом, словно темная поперечина креста, на которой простерты руки распятого.

Нарастающий шум водопада походил теперь на клекот хищных птиц, которые тысячными стаями носятся над пустынными равнинами в Огайо. Поток неистово мчался вперед с высоты, где на левом его берегу стеной стоял лес и лианы всползали по стволам до самых макушек, а сквозь чащу в него изливались мелкие ручейки. И казалось, стремительный поток этот уносит душу, как уносит вырванные с корнями деревья и кусты, туда, где зияет последняя, роковая бездна.