Мор Йокаи - Золотой человек

Казалось бы, перед нами «идеальный капиталист», в существование которого верил Йокаи. Но образ Тимара значительно сложнее и богаче. Это не процветающий делец, постепенно утрачивающий душу, а человек большого и чистого сердца, переживающий глубокую духовную драму и горькой ценой расплачивающийся за похищенные сокровища.

Герой убеждается, что за деньги нельзя купить живого человеческого чувства. Жена Тимара — Тимея уважает и боготворит мужа, на всю жизнь благодарна ему, но его любовь — искренняя и преданная — не вызывает в ней взаимности. Так брак с Тимеей, желанной, но недоступной, превращается в источник мучений и стыда. Но и в этой, казалось бы, глубоко личной драме Тимара просвечивает нечто большее: в царстве бессердечного эгоизма, где все человеческие отношения подчинены власти чистогана и даже любовь регламентирована самым явным денежным интересом, редко можно встретить сильное и счастливое чувство; ложь и противоестественность социального устройства не может не наложить своей печати и на частную жизнь людей.

Но Михай не может и не хочет смириться с тем, к чему другие давно притерпелись. Его гнетет чувство вины перед женой, которая страдает, любя другого, сознание того, что богатство его приобретено нечестно. К этому примешивается отвращение к «нормам буржуазной морали», к новоиспеченным друзьям — рыцарям наживы и эгоистического расчета. Потому так невыносимо тяжко, сиротливо и неуютно жить Тимару.

Но, словно пожалев своего несчастного героя, достойного любви и счастья, Йокаи бросает ему луч света, как раз в тот момент, когда он особенно остро ощущает безрадостность и никчемность своего существования: автор отправляет своего героя на маленький, забытый островок, где живут вольные люди — Тереза с дочерью Ноэми, — не знающие, что такое деньги.

Напоминание о красоте и поэтичности честной трудовой жизни на фоне царственно прекрасной природы дает возможность автору вырвать героя из чуждой ему обстановки. Устав от бесконечных афер и махинаций, Михай особенно остро сознает радость свободного, осмысленного труда. Но хотя эта утопическая идиллия к тому же приносит ему и счастье большой взаимной любви юной красавицы Ноэми, герой не в силах порвать с Тимеей и опостылевшим ему буржуазным окружением: его внутренняя связь с этими людьми оказывается гораздо более глубокой, чем он полагал. Так начинается двойственная жизнь Тимара, приносящая ему больше мук, чем радостей. Сложное душевное состояние «золотого человека» полнее всего раскрывается в монологах — раздумьях героя о своем месте в жизни, о трагической раздвоенности собственных чувств и стремлений. Это исполненное глубокого драматизма самораскрытие становится особенно ярким и эмоциональным в описании бреда и галлюцинаций больного Тимара, когда ему мерещатся «адским пламенем горящие сокровища».

Рождение сына, смерть Терезы, тоска Ноэми, с ребенком на руках оставшейся одной на пустынном острове, любовь Тимеи к другу Тимара исподволь подготовляют тот душевный переворот, который должен неминуемо произойти — рано или поздно. И лишь в самый последний момент, не удержавшись на последовательно реалистических позициях, Йокаи прибегает к своему излюбленному приему — счастливой случайности, чтобы заставить героя остаться наконец навсегда на «Ничейном» острове и начать новую жизнь, «прекрасную, как утренний сон».

Романтически идеализированная, идиллическая жизнь на фоне доброй, разумной и справедливой природы могла, разумеется, существовать лишь в поэтических мечтах. Выказывая тем самым удивительную наивность, Йокаи, однако, в этом отношении мало отличался от многих западных писателей, испытавших в той или иной степени влияние идей утопического социализма. Словно в подтверждение знаменитого лозунга Руссо «лучше земледелие, чем философия», он заставляет своих любимых героев превратить пустынный остров в чудесный, плодоносящий сад и создать трудовую коммуну по принципу свободного равенства и братства. Михай становится, если так можно выразиться, венгерским вариантом руссоистского героя, воплощением идеала Йокаи, его мечты о человеке — хозяине и преобразователе мира.

Удалась ли Йокаи попытка реализовать в художественных образах свой утопический идеал? Разумеется, не во всем, и если удалась, то лишь потому, что «прекрасный сон» все время переплетается с реальными фактами венгерской действительности, иллюзорная мечта в чем-то подчиняется художественной правде. Тереза и Ноэми никогда бы не попали на землю обетованную, если бы не иезуитство буржуазного законодательства и жестокость городских воротил, в минуту жизни трудную умывших руки и бросивших несчастную вдову с ребенком на произвол судьбы. Даже на острове они неизбежно соприкасаются с типичными представителями «темного царства» наживы и чистогана. Тихая, радостная жизнь матери и дочери давно была бы исковеркана подлым аферистом, если бы не покровительство «золотого человека», арендовавшего для них этот остров.