Мор Йокаи - Золотой человек

Подойдя к ним совсем близко, он остановился, снял шапку и взглянул на небо.

Много лет прошло с тех пор, как он молился в последний раз. Но в этот час он подумал о всевышнем: ведь он привел в движение светила, создал всех земных тварей и породил, наряду с ними, существо, которое дерзко бросает вызов богу, — человека. В свой смертный час Тимар ощутил потребность излить перед всевышним свои чувства.

— Всемогущий творец! Я убегал от тебя, а теперь к тебе вознесусь. Я не сетую на тебя. Ты указал мне правильный путь, но я упорно держался своего собственного, и вот где я наконец очутился. Послушно повинуясь твоей воле, я отправляюсь в иной мир. Душа моя застыла и терпеливо вынесет все испытания. Я должен искупить свою вину и понести наказание за то, что сделал несчастными родных и близких, беззаветно любивших меня. Прими их под свой покров. Я согрешил, меня и обреки на гибель. Я один виновен в их страданиях. Ты, справедливый судья, привел меня к этой пучине. Но умилосердись над ними! Храни их, утешь горемычных, облегчи печаль слабых женщин и беззащитного дитяти! А меня предай своим грозным ангелам-мстителям, и я умолкну навеки…

Тимар опустился на колени.

В расщелине шумно плескались волны Балатона. Уснувшее подо льдом озеро, случается, без всякой видимой причины начинает бушевать. В трещинах клокочет вода, и ее шумный говор подобен рокоту моря.

Тимар наклонился к бурлящей воде. Он хотел поцеловать ее, как целуют мать перед дальней дорогой, как прикладываются губами к дулу ружья, собираясь приставить его к виску и раздробить себе голову.

Но в тот самый миг, когда он нагнулся над вспененными волнами, из них всплыла человеческая голова. Лоб пересекала черная повязка, закрывавшая правый глаз. Левый глаз, налитый кровью и уже остекленевший, казалось, взирал на Тимара. Рот был раскрыт.

Через мгновенье голова исчезла в воде. А спустя минуту-другую на гребне волны опять появилась окруженная пеной голова. Она всплывала еще несколько раз, совсем близко от края расщелины. Потом окончательно скрылась подо льдом. На секунду над водой появилась рука с судорожно скрюченными пальцами и канула в глубину…

Тимар вскочил. Обезумев от ужаса, он смотрел на призрачное лицо. Казалось, привидение зовет его последовать за собой. В трещине неумолчно плескались волны…

Неожиданно вдалеке раздалось похожее на таинственную органную музыку гуденье — предвестник надвигавшейся вьюги. Бешеный вихрь с воем пронесся над ближним лесом. В реве вьюги слышались рыданья и сатанинский визг. Казалось, над озером в дикой пляске кружились духи тьмы. Все громче звучал демонический хор. А в глубине, подо льдами, раздавались волшебные звуки, словно играли тысячи незримых арф. Эта пленительная мелодия сливалась с ревом разбушевавшейся стихии. Внезапно ледяная масса дрогнула, пришла в движенье. Под чудовищным напором ветра края расщелины вновь сомкнулись. Тимара так встряхнуло, что он ничком упал на зыбкий ледяной покров Балатона…

Чародейка изморозь преобразила «Ничейный» остров.

Лес стал совсем серебряным. Туман словно подснежниками украсил каждый сучок. Потом наступили солнечные дни, иней стал подтаивать, сучья обледенели, покрылись как бы хрустальной корочкой, и роща казалась стеклянной. Под тяжестью бессчетных льдинок поникли ветви деревьев. А когда в чаще этого очарованного леса пробегал ветерок, ветки качались и, сталкиваясь, звенели, словно увешанные серебряными колокольчиками. Роща походила на хрустальный сад из волшебной сказки.

По опушенной инеем лужайке к хижине вела единственная тропинка. Она проходила вблизи того места, где покоился прах Терезы, Ее проложили Ноэми и маленький Доди, ежедневно навещавшие дорогую могилу. Последнее время они ходили туда вдвоем, их неизменный спутник Альмира медленно умирала. Пуля засела у нее в боку — спасения не было.

Однажды вечером Ноэми зажгла свет и уселась за прялку. Малыш пристроился рядом. Он придумал себе забаву: то и дело подставлял соломинку к рогульке вращавшегося веретена, чтобы раздавался треск. В углу, как человек, стонала Альмира.

— Мама, — вдруг заговорил мальчик, — наклонись ко мне поближе. Я хочу шепнуть тебе что-то на ухо. Только так, чтобы Альмира не слыхала.

— Можешь говорить громко, Доди, она все равно тебя не поймет.

— О нет, поймет! Она все понимает! Скажи, мама, неужели Альмира умрет?

— Да, милый.

— Кто же тогда станет защищать нас?