— Я согласна, — снова сказала Амалия, — хорошо, но только поторопись.
Приступ кашля заставил её лицо скорчиться от боли, но вскоре она сказала:
— О, какой прекрасный день! Я его так ждала! — и Амалия снова закрыла глаза.
Эмилио подумал, что должен попросить Балли выйти из комнаты, но на это у Брентани не хватило мужества. Однажды он уже наделал столько зла, встав между Балли и Амалией.
Больная снова принялась бормотать неразборчиво, но, когда Эмилио уже начал успокаиваться, после очередного приступа кашля Амалия сказала отчётливо:
— О, Стефано, мне плохо.
— Она позвала меня? — спросил Балли, встав и подойдя к постели.
— Я не слышал, — ответил сконфуженный Эмилио.
— Я не понимаю, доктор, — сказала больная, повернувшись к Балли, — я лежу неподвижно, лечусь, а мне всё равно плохо.
Удивившись тому, что она его не узнала после того, как позвала, Балли заговорил с ней так, как будто это он — доктор. Стефано порекомендовал Амалии продолжать лечиться, и тогда вскоре ей станет лучше.
Амалия вновь сказала:
— Зачем мне вся эта… эта…, - и она прикоснулась к груди, — эта…
Наиболее сильно астма проявлялась в паузах, но последние были вызваны нерешительностью, а не недостатком воздуха.
— Эта боль, — добавил Балли, предлагая Амалии слово, что та безуспешно пыталась подобрать.
— Эта боль, — повторила Амалия признательно.
Но вскоре к ней вернулись сомнения в правильности подобранного слова, и Амалия продолжила, тяжело дыша:
— Зачем мне. вся эта… сегодня! Что мы будем делать с этим… этим… в такой день?
И только Эмилио понял. Амалия мечтала о свадьбе.
Однако она никак не выразила эту мысль. Амалия повторила, что ей не нужна боль, что по её мнению, она не нужна никому, тем более сейчас… сейчас. Эти слова нельзя было растолковать, и Балли ничего не понял. Когда Амалия ложилась на подушку и смотрела перед собой или закрывала глаза, то легко возвращалась к объекту своих снов. А когда Амалия открывала глаза, то не догадывалась, что этот объект в крови и плоти находится рядом с её постелью. Единственным, кто мог понять этот сон, был Эмилио, который знал все события и сны сестры до её помешательства. Эмилио чувствовал себя более чем когда-либо бесполезным рядом с этой постелью. Амалия не принадлежала ему в своём бреду, в нём она была ещё меньше его, чем когда приходила в чувства.
Вернулась синьора Елена. Она принесла с собой уже подготовленные мокрые пелёнки и всё необходимое для того, чтобы не намочить постель. Елена обнажила грудь Амалии, защитив её от глаз двух мужчин, стоящих рядом.
Амалия вскрикнула испуганно из-за этого неожиданного чувства холода.
— Это поможет вам, — сказала синьора Елена, согнувшись над Амалией.
Амалия поняла её, но спросила, сомневаясь и тяжело дыша:
— Поможет?
Амалия захотела освободиться от этого мучительного ощущения, сказав:
— Не сегодня, только не сегодня.
— Прошу тебя об этом, сестра моя, — сказал Эмилио, нашедший, наконец, чем помочь, — постарайся держать у груди эти пелёнки. Они тебя вылечат.
Казалось, дыхание Амалии стало ещё более тяжёлым. Глаза её вновь наполнились слезами.
— Темно, — сказала она, — уже совсем темно.
На самом деле стемнело, но когда синьора Елена быстро зажгла свечу, больная не заметила этого и продолжила жаловаться на темноту. Таким образом она хотела выразить совсем другое чувство, которое её угнетало.
При свете свечи синьора Елена увидела, что лицо Амалии покрылось потом. Даже её рубашка была им пропитана до самых плеч.
— Ну, разве это не добрый знак? — воскликнула синьора Кьеричи радостно.
Но тем временем Амалия, которая в своём бреду была само смирение, для того, чтобы освободиться от тяжести на груди и не ослушаться приказов, сдвинула пелёнки на спину. Но даже там они доставляли ей неприятные ощущения, и тогда, с удивительной ловкостью, Амалия сбросила пелёнки на подушку, радостная, что нашла им то место, где они больше не будут заставлять её страдать. Затем она осмотрела беспокойно лица своих санитаров, чувствуя, что нуждается в них. Когда же синьора Елена унесла пелёнки с постели, лицо Амалии приняло удивлённое выражение, и она издала соответствующий неразборчивый звук. Это был один из тех интервалов, в которые Амалия проявляла наиболее ясное сознание, но и тогда это было не больше, чем разум доброго, кроткого, послушного животного.
Слуга Балли Микеле по распоряжению Стефано принёс разные бутылки белых и красных вин. Так получилось, что первая взятая в руки бутылка оказалась с вином игристым. Сильно вылетела пробка, ударилась о потолок и упала на постель Амалии. Она всё это даже не заметила, в то время как остальные испуганно следили глазами за этим полётом.
Читать дальше