— Никогда! — повторил Эмилио и с глубоким сочувствием поцеловал девочку в лоб.
— Почему? — спросила она, обняв его за шею.
Изумлённый Эмилио позволил девочке покрыть своё лицо совсем не детскими поцелуями.
Когда же ему удалось освободиться от этих объятий, отвращение не оставило в нём и следа былого сочувствия. Эмилио уже не чувствовал надобности продолжать свою проповедь и пошёл домой, поласкав перед этим девочку по-отечески, снисходительно, так как не хотел оставлять её грустной.
Громадная печаль охватила Эмилио, когда он оказался на улице. Брентани почувствовал, что эти ласки девочки означали конец его любовной истории с Анджолиной.
Сам он не знал, какой важный период его жизни закончился с этими ласками.
Ещё долгое время Эмилио был выбит из колеи своим приключением. Через его жизнь прошли любовь и горе, и, лишившись этих чувств, Эмилио ощущал себя так, как будто ему ампутировали какую-то важную конечность. Но пустота со временем заполнилась. У Брентани вновь появилась любовь к спокойствию, уверенности, и забота о себе пересилила все остальные желания.
Спустя много лет Эмилио тешил себя воспоминаниями об этом самом важном и ярком периоде своей жизни. Он жил этими воспоминаниями, как старик живёт памятью о своей минувшей молодости. В сознании праздного литератора, каким являлся Брентани, с Анджолиной произошла странная метаморфоза. Он сохранил нетронутой её красоту, но добавил ей также и все качества Амалии, которые умерли вместе с ней. Анджолина стала грустной, безутешной, а взгляд её теперь был чист и наполнен смысла. Эмилио видел её перед собой, как на алтаре, и она представляла собой само олицетворение мысли и горя, и он любил её всегда, если любовь — это восхищение и желание. Анджолина являлась самим благородством, о котором Эмилио в то время думал и которое наблюдал.
Эта фигура даже стала символом. Она смотрела всегда в одну и ту же сторону — в сторону горизонта, будущего, от которого исходили красные лучи, отражающиеся на розовом, жёлтом и белом лице Анджолины. Она ждала! Этот образ являлся воплощением мечты Эмилио, что он создал себе однажды рядом с Анджолиной и которую дочь народа не поняла.
Этот символ, будучи величественным и великолепным, воплощался в Анджолине, ставшей любящей и в то же время грустной и задумчивой женщиной. Да! Анджолина думает и плачет! Думает, как можно объяснить эту тайну вселенной и собственного бытия. Плачет, как будто во всём этом безмерном мире нельзя найти ни одного доброго слова.
Я тебя сильно люблю (от французского «Je t'аime bеаuсоup») — прим. перев.
Cлава Богу (лат.) — прим. перев.
Cильно каюсь (лат.) — прим. перев. Мой самый большой грех (лат.) — прим. верстальщицы.
Cирокко — юго-восточный ветер. — прим. перев.
Pierrettes (фр.) — девушки в костюмах пьеро (прим. перев.)
Bohemes (фр.) — богемы (прим. перев.)