Итало Звево - Дряхлость

Хотя они теперь находились в нескольких шагах от Эмилио, в темноте он продолжал думать, что эти трое были теми, кого он искал. Поэтому наступил момент спокойствия. Так легко успокоиться, когда сразу можно перейти к действию!

Эта группа напоминала ту, которую описал Балли. Между двумя женщинами шёл толстый и коренастый мужчина. Он держал за руку ту, которая была, по предположению Эмилио, Анджолиной и которая шла теперь обычной походкой. Эмилио посмотрел ей в лицо спокойным и насмешливым взглядом, что готовил с таким трудом. Но он был очень удивлён, когда увидел незнакомое и очень худое лицо пожилой женщины.

Ошибка болезненного воображения. Эмилио не хотел оставлять так эту группу, на которую он возлагал столько надежд. Ему в голову пришла идея спросить у этих людей, не видели ли они Анджолину, и он уже подумал, каким образом её описать. И постыдился! Хватило бы и пары слов для того, чтобы им всё стало ясно. И Эмилио продолжил идти быстрым шагом, который то и дело переходил в бег. Он увидел впереди большой промежуток длинной дороги и вспомнил, что когда на неё поворачиваешь, то видишь другую, такую же длинную, а затем ещё одну. Этому нет конца! Но надо было определиться с направлением дальнейшего движения, и на несколько секунд Эмилио засомневался, будет ли Анджолина идти по этой дороге или по другой.

Он ещё раз подумал о словах, что скажет ей этой ночью или на следующее утро. С достоинством (с возрастанием возбуждения Эмилио всё представлял уже более спокойно) с достоинством он ей скажет, что для того, чтобы от него освободиться, ей хватило бы и слова, единственного слова. Не надо осмеивать его.

— Я сразу же ушёл бы от тебя. Не следовало лишать меня моего места, отдавая его продавцу зонтов.

Эмилио несколько раз повторил эту фразу, заменяя в ней некоторые слова и стараясь улучшить даже звучание своего голоса, который становился по мере его усилий ещё более насмешливым и режущим слух. Эмилио прекратил своё занятие лишь когда понял, что чем больше он подбирал выражения, тем больше его голос срывался на крик и даже завывал.

Чтобы не идти через густую грязь в центре улицы, Эмилио подался в сторону, стараясь идти по щебню, но на неровной земле он оступился и, чтобы не упасть, протянул руки к каменной стене, и ушиб их. Физическая боль его оживила и увеличила жажду вендетты. Он почувствовал себя осмеянным больше, чем когда-либо ещё, как будто эта боль стала очередным ударом по нему Анджолины. Эмилио вновь показалось, что она идёт вдали. Любой отблеск, тень, движение — всё принимало её форму и призрачное выражение, убегавшее от него. Он снова побежал, чтобы догнать её. Эмилио уже не был спокойным и готовым посмеяться над ней, как на улице Романья. На сей раз единственным его желанием было обойтись с ней грубо. К счастью, оказалось, что это не Анджолина, и бедолаге показалось, что всё неистовство, которому он собирался предаться, теперь обратилось против него же самого, перехватило у него дыхание и лишило всякой возможности думать и сдерживаться. Эмилио укусил свою руку, как сумасшедший.

Он оказался в конце своего длинного пути. Большой и уединённый дом Анджолины вновь показался ему казармой. Дом был весь закрыт и окутан тишиной, его белый фасад освещался луной. Могло показаться, что в этом доме никто не живёт.

Эмилио остановился, стараясь найти в себе аргументы, чтобы успокоиться. Увидев его, можно было легко подумать, что в этот вечер он пережил измену верной женщины. Эмилио посмотрел на свои поране-ные руки:

— Этих ран раньше не было, — подумал он.

Да, так она с ним ещё не обходилась. Возможно, вся эта печаль и горе предшествовали выздоровлению. Но Эмилио подумал с горечью:

— Если бы она была моей, я бы так не страдал.

Если бы он действительно сильно захотел, захотел энергично, то она была бы его. Эмилио был тем, кто пытался привнести в их отношения совершенство, и всё это закончилось тем, что он стал смешон даже в своих глазах.

Эмилио почувствовал себя обессиленным и разбитым. Он сам во всём был виноват. Не Анджолина, а именно он был человеком странным и больным. И это тягостное заключение привело его прямо к своему дому.

На этот вечер всё было кончено. И вглядевшись ещё раз в фигуру женщины, что снова напомнила Эмилио Анджолину, он нашёл в себе силы закрыть за собой дверь.

Эмилио зажёг свечу. Движения его были неспешными — он старался отсрочить, как только мог, момент, когда, не в силах что-либо делать, ляжет на свою постель и не сможет уснуть.