Итало Звево - Дряхлость

Она сказала, что Анджолина одевается и скоро выйдет.

— Что о нём думаете? — спросила вдруг старушка.

Она имела в виду Вольпини. Удивлённый, что даже мать хочет получить его одобрение на свадьбу Анджолины, Эмилио заколебался, и она, догадываясь о причине сомнений, которую можно было определить по его лицу, попыталась убедить его:

— Поймите — это удача для Анджолины. Даже если она его не полюбит, у неё будет спокойная и радостная жизнь, потому что он её сильно любит. Надо его видеть!

Последовал короткий и громкий смешок, который задел только её губы. Было понятно, что она очень довольна. Старушка перестала смеяться только когда Анджолина вежливо дала ей понять, что уже достаточно. Эмилио было больно осознавать, что она выходит за другого, так это ещё и было для её же блага… От старушки последовал ещё один смешок, но на этот раз он отразился больше на лице, чем в голосе, и показался Эмилио ироничным. Даже мать знала о его договорённостях с её дочерью? Всё это Эмилио очень не понравилось. Почему он должен был терзаться из-за этих смешков? Конечно же они предназначались ему, а не порядочному Вольпини.

Тем временем Анджолина уже оделась и была готова выходить. Она спешила, так как в девять должна была встретиться с синьорой Делуиджи. Он же не хотел сразу отпускать её, потому что они в первый раз шли по улице вместе под светом солнца.

— Мне кажется, что мы красивая пара, — сказала она, улыбаясь и замечая, что каждый прохожий смотрит на них.

Было невозможно пройти рядом с Анджолиной и не посмотреть на неё. Даже Эмилио на неё смотрел. На ней было модное белое платье с удлинёнными рукавами, которые почти вздувались, и она просто притягивала взгляды. Это стало фактом, который она констатировала. Голова Анджолины выходила из всей этой белизны, не уступая ей в яркости, но отличаясь желтизной и ослепляющей розовизной. На её губах красовалась тонкая красная линия поверх зубов, скрытых весёлой и сладкой улыбкой, предназначенной для окружающих. Лучи солнца играли с её белокурыми локонами и золотили их.

Эмилио покраснел. Ему показалось, что в глазах каждого прохожего он мог прочитать оскорбительное суждение. Он посмотрел на неё ещё раз. Очевидно, что для каждого мужчины Анджолина представляла собой образец здоровья, её глаза не смотрели, а светили, вспыхивая молниями. В её зрачках что-то двигалось и постоянно изменяло интенсивность и направление света. Глаза Анджолины слегка шелестели ! Эмилио показался очень точным именно этот глагол, так хорошо характеризующий деятельность её глаз. Казалось, можно было услышать их быстрые, непредсказуемые движения. Выдавив из себя улыбку, Эмилио спросил:

— Зачем кокетничаешь?

Не краснея и улыбаясь, она ответила:

— Я? У меня глаза для того, чтобы смотреть.

Следовательно, она знала об этом движении своих глаз, заблуждаясь только, говоря «смотреть».

Вскоре мимо них прошёл один рабочий, некий Джустини — красивый парень, которого Эмилио знал в лицо. Глаза Анджолины оживились, и Эмилио оставалось лишь наблюдать за счастливым смертным, который уже поравнялся с ними. Джустини задержался, глядя на них.

— Он остановился и смотрит на меня, да? — спросила она, улыбаясь довольно.

— Почему ты этому радуешься? — спросил Эмилио грустно.

Она его даже не поняла. Анджолина хитроумно хотела, чтобы он поверил, что она нарочно заставляет его ревновать, а затем, чтобы успокоить Эмилио, развязно, при свете солнца изобразила на своём лице красными губами гримасу, означавшую поцелуй. О, она не могла притворяться. Женщина, которую он любил, Анже, была его собственным изобретением, и он сам сотворил её волевым усилием; она не соответствовала этому созданию и даже была против этого образа, убивая его. При свете дня мечта испарилась.

— Слишком ярко, — пробормотал он, ослеплённый, — пойдём в тень.

Она посмотрела на него с любопытством, видя его расстроенное лицо.

— Солнце тебе вредно? Да, мне говорили, что есть люди, которые не могут его переносить.

Как она была неправа, любя солнце!

В момент расставания Эмилио спросил Анджолину:

— А если Вольпини узнает об этой нашей прогулке по городу?

— А кто ему скажет? — ответила она очень спокойно, — если что, я ему скажу, что ты брат или кузен синьоры Делуиджи. Он никого не знает в Триесте, и поэтому будет легко заставить его поверить во что угодно.

Когда они расстались, Эмилио захотелось ещё раз проанализировать собственные впечатления, и он пошёл бесцельно бродить в одиночестве. Его мышление было быстрым и насыщенным. Перед ним встала проблема, и он быстро решил её. Было бы лучше оставить Анджолину немедленно и больше не встречаться с ней. Эмилио не мог продолжать заблуждаться насчёт природы своих чувств, потому что боль, которую он переживал, была очень характерной для той срамной затеи, которую они вместе задумали.