Блюма знала о свадьбе Гиршла, но не выглядела ни удрученной, ни печальной. Весь день она оставалась дома, возясь, как обычно, с малышом хозяев, разве что уделяя ему чуть больше внимания, чем всегда. Было бы неправдой, если бы сказали, что она равнодушна к Гиршлу, — нет, она любила его, но уж коли он женится на другой, не стоило думать о нем!
…Гиршл стоял под свадебным балдахином рядом с невестой. Мина была бледна, как восковая свеча, а Гиршл — как ее отражение в зеркале. (Что родило у автора это сравнение? Вероятно, свечи, зажженные под балдахином в честь жениха и невесты.)
Белые свечи с ореолом красного пламени напоминали глаза, покрасневшие от слез. Внезапно порывом ветра одну из них задуло, что следовало бы считать плохой приметой. К счастью, ни родители Гиршла, ни родители Мины не заметили этого, не говоря о самом Гиршле — его мысли блуждали где-то далеко, ни на чем не сосредоточиваясь. Он переводил взгляд с раввина на сосуд с вином в руках его помощника, потом на медленно оплывавшие свечи… Он вспомнил, что не то читал, не то слышал об индуистской секте, в которой разводившихся мужа и жену сажали в комнате, где горели две свечи, по одной на каждого из них, и ждали, какая свеча погаснет первой. Если это была свеча мужчины, он немедленно уходил, чтобы больше никогда не вернуться, оставляя дом и все имущество жене. Точно так же поступала женщина, если первой гасла ее свеча.
И тут Гиршл перевел глаза на свечи под балдахином. Подруга невесты, которая держала погасшую свечу, покраснела и поспешно зажгла ее снова от другой свечи. Гиршл отвел глаза и задумался над тем, почему девушки обвязали свечи синими лентами — то ли потому, что они были сионистками, то ли это было сделано безо всякого умысла. «Наверное, если бы они обвязали их красными лентами, я решил бы, что они социалистки, — пришло ему в голову. — Видимо, они все-таки сионистки. Однако красные ленты пришлись бы мне больше по душе».
Раввин благословил молодых, после чего жениха и невесту повели в большую комнату, где было много людей. Мина почти никого не знала и не поднимала глаз. Гости принялись за суп, и раздалось чавканье. Еще будут поданы мясо, десерт. Всю свою жизнь Мина жила в уютном мирке, где никто никогда не чавкал. Свадебная церемония истощила ее силы, она нуждалась в отдыхе. Однако, хорошо воспитанная, она стала подходить то к одному, то к другому из приглашенных. Заиграли скрипки, и под их музыку гости продолжали весело есть. Раввин произнес свадебную речь, а Мина, сидевшая возле Гиршла, недоумевала, почему все твердят: «Любовь, любовь»… Нет, она ничего не имела против Гиршла, отнюдь. Но и до его появления ей жилось совсем неплохо.
После торжественного обеда была произнесена благодарственная молитва и каждому из гостей полагалось пройтись с новобрачной. Первым белый платочек взял раввин и, держа его за один конец, второй передал Мине, пританцовывая. Далее платок перешел в руки Боруха-Меира, затем Гедальи, почетных гостей и всех остальных. Потом мужчины танцевали с мужчинами, женщины с женщинами, пока не ушел раввин, и тогда все, мужчины и женщины, стали танцевать вместе. Свадебный шут слагал смешные вирши, музыканты играли на скрипках, Гильденхорн, Курц, Мотши Шайнбард, Лейбуш Чертковер и другие гости подшучивали друг над другом.
Вот уже бледный рассвет просочился сквозь оконные стекла. Свечи стали гаснуть, а гости — вставать и уходить. Последними поднялись Мина и Гиршл. Хазан и хор спели им прощальную песню, а Гильденхорн проводил новобрачных до их нового дома.
Квартира молодоженов состояла из двух комнат и кухни, в которой спала прислуга. В комнате побольше бок о бок стояли две кровати, комод с большим настенным зеркалом над ним, круглый стол и шесть стульев, а также два шкафа — для одежды Гиршла и Мины. Кроме венских стульев с сиденьями из плетеной соломки, вся мебель была орехового дерева. Комната поменьше не имела специального предназначения и приберегалась для того времени, когда Бог даст супругам детей. По правде говоря, молодые вполне могли поселиться у Гурвицев, как и предлагала Цирл.
— Дом и стол, которые были достаточно хороши для Гиршла, — сказала она как-то в разговоре с Цимлихами, — должны быть хороши и для Мины.
Однако Софья Гильденхорн, которая присутствовала при этом разговоре и знала, что Мина не хочет жить с родителями мужа, заметила:
— Там, где хорошо двум, третий — лишний.
Цирл поняла намек и сняла для Гиршла и Мины небольшую квартирку.
Читать дальше