Кормилица. Кормилицу Клитемнестры звали Оретаной, и она говорила, будто родилась в семье ткачей в краю Гесперид [40] По греческой мифологии, девушки, охранявшие яблоню с золотыми яблоками. Они жили на Западе, там, где заходит солнце.
. Ей пришлось скрыться из родных мест от позора, а случилось с ней вот что: однажды в полнолуние отплясывала Оретана вместе с другими девицами шуточный танец — надо сказать, в тех краях не принято стягивать чем-либо грудь, а разрез на юбке с правой стороны обычно обнажает ногу до самого бедра, — так вот, танцевали они с плетеными ивовыми куклами, надев на них шляпы и панталоны, и после этого девушка обнаружила, что забеременела. Как порешили ее подружки, всему виной были штаны, которые раньше принадлежали почтмейстеру, слывшему бабником. Оретана, повторим еще раз, уехала из своей страны, отправилась рожать в лес неподалеку от Сицилии и произвела на свет нечто, похожее на круглое лукошко с ручкой в очаровательных завитушках. Не зная, куда его деть, несчастная женщина оставила плод своего чрева в церкви бернардинцев, подвесив рядом с чашей со святой водой. Окрестить странное существо она не решилась, но подумала, что люди, приходившие в храм, крестясь, окропят уродца, и малютка, если только можно назвать его так, приобщится к христианской вере, хотя и столь неявным и весьма несовершенным образом. Груди Оретаны наполнились молоком, она устроилась на площади в Таренто и стала ждать клиентов — год выдался засушливым, и коровы не давали молока. В этот миг появился глашатай в сопровождении перса, занимавшегося разведением глухих кошек, протрубил в свой рожок и объявил, что для одной греческой принцессы требуется кормилица. Женщина предложила свои услуги, и перс, знавший толк в молоке благодаря своей профессии, продегустировал продукт гесперидки и нашел его великолепным — как раз той жирности, какая требовалась. Так Оретана стала кормилицей Клитемнестры. Оная очень полюбила инфанту и, когда пришла пора выдавать девушку замуж, хотела, чтобы за нее посватался богатый и элегантный дворянин, который бы разбирался в драгоценностях и ездил бы в карете. Брак ее воспитанницы с Агамемноном очень огорчил кормилицу. Он, конечно, царь, и это неплохо, но при том ужасный грубиян, проводит целые дни на охоте, и от него вечно несет псиной. Да и разговор у него всегда один: мол, ему под силу перерубить сразу двух скифов своим длинным мечом, мол, нет во всем мире ни одной непорочной девственницы, да еще — что мужчинам претит бабья болтовня. Оретана старалась, насколько могла, способствовать удаче Эгиста и подкладывала ему за завтраком в тарелку шпанских мушек. Когда Агамемнон нашел свою гибель от рук узурпатора, кормилица, наблюдавшая сцену с верхней лестничной площадки, поквиталась с царем за все, обозвав его козлом.
Орест. В третьей части этой книги мы уже говорили о путешествиях принца, его сомнениях и тайных мыслях, о его друзьях. Теперь нам остается лишь описать конец великих деяний Ореста, опираясь на самые достоверные источники. Он явился в город, где когда-то правил, а потом нашел свою смерть его отец Агамемнон, в разгар суровой зимы. Хлестал дождь со снегом. Вечерело. Принц знал, что надо было нагнуться, проезжая под сводом Голубиных ворот, иначе можно стукнуться головой о фонарь, висевший там, и выдать себя — наверняка поблизости затаился соглядатай, поджидая появления чужака. Орест остановил коня и стал осматривать окрестности. Хотя он провел здесь свои детские годы и не раз играл в этих местах, теперь он их не узнавал. Часть городских стен сровнялась с землей, а на месте Голубиных ворот, открывавших когда-то путь на Царскую площадь, посадили широкую аллею, к которой вели с площади шесть широких ступеней. Царский дворец разрушили, осталась только одна башня. Приняв предложение знатоков истории города и драматурга Филона Младшего — теперь, когда ему перевалило за семьдесят, он подписывался Филон Второй, — сенат постановил называть ее Башней Ифигении. Это восьмигранное сооружение без дверей, чьи камни потемнели от времени, окружала зеленая лужайка. Плющ, цепляясь за уступы, поднимался по стенам до самых остроконечных зубцов, а у подножия рос один-единственный розовый куст, покрывавшийся летом дивными пурпурными цветами. В день приезда Ореста ветер пытался сорвать с куста последнюю розу, дождавшуюся самого конца осени, чтобы раскрыть свои лепестки. Принц слез с коня и повел его в поводу, медленно шагая вдоль по аллее. Он собирался обогнуть базилику и пройти на улицу Постас; там в третьем доме на правой стороне жил авгур Селедонио. Орест хорошо помнил это место — когда-то отец послал сюда его, семилетнего мальчишку, получить у прорицателя ответ, можно ли инфанту начинать брать уроки у знатока соколиной охоты и ходить на занятия, держа на руке, одетой в перчатку, хищную птицу с колпачком на голове. Принц не забыл, как авгур, одетый в белое и с черным платком, покрывавшим волосы, принял его и показал на серебряном подносе внутренности зайца, убитого царским кречетом. Палочкой, украшенной золотистыми шнурками, Селедонио отметил то место, где значилось, что ученик весьма преуспеет в искусстве соколиной охоты. Когда мальчик возвращался во дворец с подносом в руках, люди узнавали его и рукоплескали инфанту. В ту ночь ему все время снились ястребы: они кружили возле него и подставляли головы, чтобы он надел на них колпачки. Теперь Орест не мог найти ни дома авгура, ни зала фехтовальщика Кирино. Вместо вывески своего заведения тот обычно вешал у дверей на длинных ветках ясеня — дерево никогда не подрезали — латунные шпаги. Когда дул ветер, они очень громко звенели, ударяясь друг о друга. Какой-то торговец, закутанный в шарф, покончив с делами, закрывал витрину своей свечной лавочки тяжелыми ставнями, и принц подошел к нему спросить, не ошибся ли он и действительно ли это улица Постас; а коли так, то где дома авгура Селедонио и фехтовальщика Кирино. Здороваясь с хозяином лавки, Орест снял берет, и стали видны серебристые пряди волос. Свечник ответил на приветствие, приподняв свою вельветовую шапочку, и попросил повторить вопрос, с любопытством взирая на старомодное платье незнакомца и его длинный меч. Затем он ответил, что много лет тому назад Селедонио уехал в какую-то страну, названия которой он не помнил, где тогда еще верили в пророчества, а потом вернулся оттуда, совсем больной, и борода у него повылезла. Бедняга кое-как перебивался, предсказывая крестьянам, когда отелится их корова или пройдет сильный град, и продавая таблички с таинственными знаками от сглаза, а потом умер. Что же до фехтовальщика Кирино, то ему пришлось переехать из своего дома, ибо вдова сенатора, его соседка, не утратившая с годами своей прелести и имевшая большое влияние на городских чиновников, многие из которых добивались ее расположения, жаловалась на шум, производимый латунными шпагами. Кирино же ни за что не желал снять свою вывеску.
Читать дальше