Альваро Кункейро - Из книги «Разные люди»

— Да, и ты прочтешь его имя и произнесешь вслух, а он, бог этот, возьмет да появится?

И он рассказал мне, что некто Фукин, каменотес, купил историю в стихах про бесноватую из Барбелье, и вот у себя дома, в Пасьосе, в ночь накануне праздника Всех святых, когда на дворе бушевал ветер и лил сильнейший и нескончаемый ливень, Фукин читал эти стихи членам семьи, они в кухне сидели, початки лущили; и вот дочитал Фукин до того места, где появляется бес Абскондит, тот, у кого огромные красные уши, в которых устраивают себе гнезда летучие мыши, и козлиные ноги, которые прикрывает он юбками, украденными у одной сеньоры из Луго; и тут Фукин расхохотался.

— Ай да Абскондит! — сказал он.

И тут в окно — а Фукин сам его законопатил — влетел Або кондит, весь в огненных искрах.

— В чем дело? — взревел бес.

От искр вся одежка, что была на Фукине, сгорела, остался он нагишом, а карманные его часы, фирмы Роскофф, расплавились у него на брюхе, отпечатавшись на нем в виде татуировки, причем стрелки стояли на без семи минут одиннадцать.

Нейра много размышлял о кладах и знал, сколько отчисляется в пользу государства, и проконсультировался у одного адвоката из Вильялбы, выгодно найти клад или нет. Государству полагается предъявлять счет. Например: «Полторы тысячи песет за убиение твари, охранявшей клад, а именно ядовитой змеи» [23] В подлиннике по-испански. .

— А если клад сторожит мавр? — спрашивал я.

— Мавра убивать не надо. Пускай себе едет в Буэнос-Айрес либо в Каракас. А в счете напишем: «Пять тысяч песет за билет на пароход для мавра, хранителя клада, в связи с его отъездом в Буэнос-Айрес» [24] Так же. .

Как видите, не такие уж большие расходы по сравнению с тем, что значит найти клад.

У Фелипе де Франкоса была девушка в Рибейра-де-Пикин, неподалеку от Мейры, в округе Луго, и он ездил навещать ее верхом на муле, мул крупный был, в яблоках, уши торчком, хвост косицей, иноходь величавая, враскачку. Мейра всегда славилась мулами, и святой орден цистерцианцев испанских всегда мулов закупал в Реал-Абадиа, лучших не сыскать ни в Тортосе, ни в Пуату, что во Франции. В Мейре в производители всегда брали каталонских жеребцов, они того стоят. Так вот, говорю, ехал Фелипе на своем муле, а добравшись до Вилареса, где две мельницы, оставлял мула на подворье у Портейро де Беза, с которым состоял в большой дружбе, и оттуда пешим ходом добирался до дома своей милой, а уж та, как в песне поется, оставляла дверь закрытой

Фелипе был тогда — да он и поныне таков — высок, худ, усат, бледен. Здесь часто видишь лица с такой смугловатой бледностью, иногда почти цыганской. Возможно, предки этих людей пришли в наши края издалека, возможно, к ним примешалась кровь балуров, этого загадочного племени из Терраша, о котором так мало известно. Во время одной из своих любовных поездок Фелипе повстречал человека, который рыл землю киркой посреди дороги. Лицо его было Фелипе незнакомо, да и по одежде судя, был он не из здешних. На голове у него красовалась красная феска с зеленой кисточкой, и не брюки он носил, а широченные желтые шальвары. К вечеру было дело.

— Потеряли что-нибудь? — осведомился Фелипе, не слезая с мула.

— Куртку, — ответил чужеземец.

Полчаса глядел Фелипе, как трудится незнакомец, роет себе да роет, и так сноровисто, проворно: вырыл яму, в которой сам уместился, а был он коротконог и почти что горбат. Залез в яму, а вылез оттуда с курткою в руках, и была та куртка золотая.

— Ну уж, золотая! — говорил я Фелипе.

— Да, сеньор, золотая!

Коротышка надел куртку и застегнул ее на все пуговицы. А надев, стукнул себя в грудь обоими кулаками, и послышался металлический звон.

— А как же вас величать, ваша милость? — спросил Фелипе, снявши шляпу.

— Разве не видишь, что я мавр? — молвил обладатель золотой куртки.

И поведал он Фелипе, что, выйдя в путь на заре, присел соснуть близ Шункейраса, еще и для того, чтобы не показываться при свете дня в Лодозо, не хотелось ему, чтобы люди видели его в этой куртке; положил он ее наземь, а она тяжелая, вот и ушла глубоко в землю, прибрежная земля ведь рыхлая; и не только потому ушла она в землю, что тяжелая, но и потому, что сделана из золота припрятанных кладов, вот и тянет ее в подземелья, и она любит прятаться, а владелец ищи потом, куда девалась. Мало того, была у нее скверная привычка: когда зароется, начнет искать под землею дорогу, которая быстрее всего приведет ее к какому-нибудь мосту, там и останется, устроит себе нору поудобнее и сидит там вечность, не шелохнется. Вот мавр и откапывал куртку посреди дороги, как видел Фелипе: мавр-то ее придури знал.