Жан Жионо - Король без развлечений

Надо как можно скорее вернуться домой и зайти к Ланглуа. Время поджимает: четыре лье — четыре добрых часа. Он выходит из кафе. Погода хорошая, люди на улице ходят туда-сюда. На углу площади с церковью, где с одной стороны начинается дорога на Клелль, а с другой — улица, где стоит дом незнакомца, Фредерик II подходит к прохожему и спрашивает:

— Скажите, вон в том доме (тут они отходят на пару шагов, чтобы лучше увидеть тот дом), в пятом отсюда, с двумя окошками, кто там проживает, не знаете?

Прохожий отвечает:

— Да, знаю. Господин В.

Фредерик II вернулся в деревню в шесть часов. Ему пришлось попыхтеть на спусках и подъемах из — за гололеда, а последние два часа — помучиться от наступившей тьмы и от тяжести своей тайны. Все это было написано у него на лице. Не говоря уже о том, что хлеба на два су и водки на два су маловато для придания бодрости человеку, прошедшему за день без передыха больше восьми лье. Первым делом он направился к кафе «У дороги» и толкнул дверь. Сосиска была одна. Все восемьдесят восемь килограммов ее веса вздрогнули от глубокого вздоха, а открытый рот секунд двадцать не закрывался, пока не умолк истошный крик, от которого закачались все лампы. Выскочив из своей комнаты, Ланглуа влетел на кухню с пистолетом в каждой руке. Молча вперившись в Фредерика II, он произнес, тоже секунд двадцать спустя, тонким детским голоском глупейшую фразу: — А ты что, не помер?

Эта глупость и детский голосок произвели на Фредерика II такое сильное впечатление, что, не говоря ни слова, он вошел и тяжело рухнул на стул.

Все думали, что его похитили, потому что, как тут же сообщили Ланглуа, стало известно, что одновременно с ним пропала Доротея. Двое в один день, под носом у всех! Когда Сосиска закричала, Ланглуа сидел наверху, в своей комнате, и писал рапорт об отставке.

— Я знаю, где Доротея, — сказал Фредерик II, — и знаю, кто ее положил туда, где она лежит.

Тут пришла жена Фредерика II и буквально взвыла. Ланглуа отложил в сторону пистолеты и встряхнул ее, как грушу. Потом отвесил ей пару ласковых хороших оплеух, повернулся на каблуках, схватил Фредерика II за руку и со словами «Пошли!» потащил его наверх, в свою комнату.

Когда они спустились, Сосиска и жена Фредерика II приходили в чувство с помощью маленьких рюмочек настоянной на косточках водки.

— Приведи ко мне сюда человек пять-шесть мужиков, — сказал Ланглуа Сосиске. — Лучше шесть. Приведи Кокийя, обоих Раванелей, Пиньера, Бертрана и Орасиуса. Можешь выходить спокойно. Вы больше ничем не рискуете. Все кончено. А ты, — сказал он жене Фредерика II, — иди накорми его и оставь в покое. Он должен быть готов выйти в путь через час, не позже.

Кокийя, оба Раванеля, Пиньер, Бертран и Орасиус были самыми сильными мужиками в деревне. Трое из них были дровосеками. Они пошли за веревками, фонарями и небольшой лестницей (в наших краях пользуются лесенками вместо носилок, когда кто-нибудь вдруг почувствует себя Плохо или умрет в поле).

Доротея по-прежнему спокойно лежала в своем гнезде, среди ветвей, скрытая туманом. Лежала она на костях, рядом с тремя черепами, самый маленький из которых наверняка принадлежал Мари Шазотт. Два других нельзя было отличить один от другого, и принадлежали они Бергу и Дельфен-Жюлю.

— Берем только Доротею, — сказал Ланглуа. — За останками других придем завтра. Поспешим. Времени мало. Даже и ее можно было бы оставить на ночь, да нужно все-таки матери отдать… Покрепче завяжите узел на животе. А то изуродуете тело, пока спускаете.

Кокийя, напрягшийся в красном от света фонаря тумане, своими огромными ручищами спустил Доротею, как отвес на веревке, а поджидавшие внизу Раванели подхватили ее и положили на лесенку.

Вся операция длилась меньше получаса, включая соболезнования, по-военному выраженные Ланглуа матери покойной, которая молча раскачивалась над трупом дочери, создавая у присутствующих ощущение, что теперь это движение будет длиться всю ее жизнь. Ланглуа больше думал о живом, чем о мертвом. Он пошел к Фредерику II.

Они сидели втроем, двое мужчин и женщина, и молча смотрели друг на друга.

— Ничего не надо прикидывать, не надо рассуждать, — сказал им Ланглуа. — Ты поел? Ты, конечно, устал. Думай, что хочешь, но спать ты не сможешь. Ты должен ехать со мной. Ты — единственный, кто может мне сказать, кто он.

— Да что говорить, я поеду, — ответил Фредерик II.

Сани подъехали к кафе «У дороги», запряженные тройкой рысаков. Ланглуа отстранил Раванелей.