Жан Жионо - Гусар на крыше

Анджело уже проснулся и в блаженном молчании смотрел на занимающийся рассвет. Летом в этих краях росы не бывают обильными, и на вершине холма, где он провел ночь, было сухо. Он обтер лошадь пучком вереска и свернул свой портплед.

В долине, куда он спустился, уже начинали щебетать птицы. Но даже здесь, в еще укутанной мраком глубине, не было прохлады. Все небо было залито сочившимся из-за горизонта сероватым светом. Наконец над лесом всплыло красное, словно раздавленное длинными водорослями облаков солнце.

Несмотря на удушающую жару, Анджело ужасно хотелось выпить чего-нибудь горячего. Выходя из долины, отделявшей холмы, где он провел ночь, от более высокой и дикой горной гряды, тянувшейся в двух или трех лье впереди и поросшей высокими дубами, отливавшими бронзой под лучами восходящего солнца, он увидел у дороги маленькую ферму и на лугу женщину в красной юбке, собиравшую белье, которое она расстелила там по вечерней росе.

Анджело подошел. У женщины были обнаженные плечи и руки, а полотняный лиф едва прикрывал тяжелые загорелые груди.

— Извините, мадам, не могли бы вы мне дать чашечку кофе? Я заплачу.

Женщина ответила не сразу, и Анджело понял, что фраза его была слишком изысканной. «Я заплачу» тоже было некстати.

— Я могу вам дать кофе, — сказала она, — заходите. — Она была крупная, но такая ладная, что повернулась медленно и плавно, как лодка. — Калитка там, — показала она на конец изгороди.

В кухне был только старик и множество мух. Однако от кофейника, стоявшего на весело гудящей печке рядом с чугуном, где были отруби для свиней, шел такой славный запах, что эта закопченная комната показалась Анджело очаровательной. А так как поужинал он всего лишь черствым хлебом, то и отруби для свиней представились ему восхитительными.

Он выпил чашку кофе. Женщина, стоявшая так близко от него, что он мог видеть полные, в ямочках плечи и просвечивающий сквозь холст огромный лиловатый цветок ее грудей, вдруг спросила:

— А вы что, сударь, чиновник?

«Ну вот, — подумал Анджело, — ей уже жалко своего кофе».

— О нет, — ответил он. (Он старался не говорить «сударыня».) — Я торговец из Марселя. Еду в Дром, там у меня клиенты, ну а заодно хочу немного проветриться.

Лицо женщины стало более приветливым, особенно когда он спросил, как проехать в Банон.

— Может, скушаете яичницу? — спросила она, отодвигая чугун и ставя на огонь сковородку.

Он съел яичницу и кусок сала с четырьмя ломтями очень белого хлеба, показавшегося ему воздушным. Женщина теперь совсем по-матерински хлопотала около него. Он был очень удивлен, что у него не вызывает отвращения ни запах пота, ни вид густых пучков рыжих волос под мышками, когда она поднимала руки, чтобы поправить прическу. Она отказалась от платы, а когда он стал настаивать, рассмеялась и бесцеремонно оттолкнула его кошелек. Анджело страдал, чувствуя себя смешным и неловким: он предпочел бы заплатить, чтобы иметь возможность удалиться с холодным и непринужденным видом, под которым он обычно скрывал свою застенчивость. Он пробормотал несколько любезных слов и положил кошелек в карман.