Жюль Ромэн: Приятели

Даже звезды были только пиршественным светом.

— Где найти сегодня ночью что-либо, равноценное вам? От паров туманности до грез солдата, от марсианского моря до толкотни Уолл-Стрита — где бог-соперник? Пейте, смейтесь с миром! Никто не оспаривает у вас владычества.

И не говорите мне: «А завтра?» Если вы говорите о будущем, значит, вы существуете не полно, значит вам чего-то не достает. Но прочь оскорбительное предположение! Разве есть для бога длящаяся вечность?

Итак, приветствую тебя, единый бог, семью твоими именами — Омер, Ламандэн, Брудье, Бенэн, Мартэн, Юшон, Лесюер.

И я поднимаю бокал…

Но он поднял его таким неуверенным движением, что весь шипучий Сен-Перэ пролился на голову Лесюеру, который стал отряхиваться, чихая, как пудель, окаченный водой.

Ламандэн, сидевший напротив, принялся хохотать и кивать носом сверху вниз.

Захохотал Юшон, потом Брудье, потом Омер, потом Мартэн.

И сам Бенэн захохотал так, что у него слюна текла в бокал [14] Повесть «Доногоо-Тонка, или Чудеса науки» и комедия «Господин Ле-Труадек, предавшийся распутству» являются продолжением «Приятелей». .

Остерегись, о лучший из друзей, обнаружить слишком живо, сколь ты дивишься благоуханным этим созвучиям, присутствию сих, моему одеянию, наконец, всей этой пышности! Ибо достаточно тебе малейшей усмешкой сотрястись хотя бы одно мгновение, чтобы весь мой замысел, трудолюбиво и заботливо созданный не иначе, как бурями челн, разрушился.

Итак, остерегись разразиться веселием! Ибо сии имеют убеждение, что ты у властителя скифов, коего именуют царем, высочайшим саном облечен. А посему порешили сей веси старейшины как бы простереть у твоих стоп величайшие почести и не усомнились они и в кляки свои и в торжественные ризы облечься.

Клянусь Геркулесом, тебе надлежит, о друг, явить надменный лик, грозную бровь, свирепое око, каковые достоинству твоему весьма приличествуют. Но ты робким взглядом пелены сии озираешь, коими голени твои плотно обвиты? Словно я не позаботился сопутников моих предварить о дивном нраве, и одеянии, и обычае скифских!

Но я буду немногословен. Пожалуйста, подыми голову: кинь окрест ужасный, но в некотором роде благосклонный взгляд. И, обновляя старинное свое в латинской речи совершенство, шумным и купно благозвучным голосом наполни скифским и купно цицероновским витийством сих мест железный и купно стеклянный простор!

Я всегда знал твою тупость, гнуснейшая из свиней!

Понимаю.

И если бы я не сдерживал своего кулака, я бы, разумеется, внезапным ударом поразил твою пасть.

Путем гнусейшего обмана ты меня принудил покинуть несвоевременной ночью мое скромное ложе.

Когда, преодолев величайшие опасности, я устремился на названный перекресток, я встретился с неким отвратительным старикашкой, который меня замучил ужасными стихами.

И все-таки мной овладело такое безумие, что я отправился в эту деревню.

Наконец-то я нашел тебя, дряхлый сводник, столько раз издевавшийся над моей, так сказать, башкой!

Помет! Помет!

Да уронят птицы на твою голову!

Клянусь Вакхом, я вне себя от злости, когда вижу этих скопцов.

Делает тот, кому выгодно.

Повесть «Доногоо-Тонка, или Чудеса науки» и комедия «Господин Ле-Труадек, предавшийся распутству» являются продолжением «Приятелей».