Жюль Ромэн: Приятели

И пусть мне не говорит супруг: «Отец мой, я снедаем рвением; но моя жена отвечает мне непреодолимой холодностью, если только это не плохо скрытое отвращение». Я ему отвечу с еще большим жаром: «Бог, — воскликну я, — доверил вам поле. Если оно и не осталось целиной, то многим лучше оно от этого не стало. Небрежная и поверхностная пахота, не дополненная другими работами, не могла дать лучше жатвы. На что вы жалуетесь? Вы скажете, что почва — неблагодарная? Допустим; но бог хотел удвоить вашу заслугу. Вы обманули его ожидания. Не говорите мне о непреодолимой холодности! Видели вы когда-нибудь, как ребенок играет снежным комом? Он его берет, мнет его, комкает; он его гладит, вонзает в него пальцы; он подносит его ко рту, согревает его своим дыханием… Мало-помалу снег тает и покрывается капельками. Или у вас меньше умения? Или у вас меньше терпения?»

Отец Латюиль обвел глазами аудиторию.

Брудье, Юшон и Омер незаметно подкрались сзади к трем сидящим женщинам и, казалось, готовы были броситься на них.

У старых самцов на скамьях приходского совета лица были апоплектические; все они полиловели; сильно вспотев, они потеть уже перестали; они вращали выкаченными глазами; они искали нежданной добычи.

Направо семейства чувствовали, что снова превращаются в четы; там были влажные взгляды, прерывистые дыхания, сжимания колен и бедер.

Налево молодые девицы дрожали, боясь сами не зная чего. Юноши с пересохшим горлом шевелили руками. Что касается матерей, то одних обуял ужас, других пронзали воспоминания, как раскаленные лезвия.

Отставные майоры щупали глазами бока соседок, в отчаянии, что не могут лучше испытать их упругость.

А груда старых дев была подобна длинной, костлявой кошке, ощетинившейся и облезлой, черной и линялой, кошке швейцара, которая корчится, проглотив шнурок от звонка.

— Теперь я обращусь к девицам, созревшим в безбрачии. Я им скажу: «Не похваляйтесь угрюмым девством! Не надейтесь на благоволение господа, чье творение вы столь открыто поносите. Или возможно скорее измените ваше поведение. Конечно, для иных из вас уже немного поздно. Какой мужчина будет настолько расточителен, чтобы бросить в кучу старого хвороста семена, которых ждет так много тучных и рыхлых нив? Но остальным нельзя терять ни мгновения. Да не окончится год без того, чтобы они не сделали усилия возвыситься до истинно христианской жизни!»

Затем я обращусь к молодежи, к юношам и к девушкам. Я буду их умолять возможно скорее вдуматься в свое земное предназначение. Им не только приходится позаботиться о своем собственном спасении, но еще исправить немало ошибок, содеянных их предшественниками. Девушки, страшитесь унижений безбрачия, страшитесь загубленной жизни! Осуществляйте волю божью. Вы все, мне хочется верить, от всей души стремитесь к святым восторгам ложа. Не допускайте помех этому призванию. Если около вас ослепленные умы препятствуют союзу, который вы считаете благоразумным, пусть события усугубят своим красноречием ваши мольбы. Бог не осудит вас за то, что вы предвосхитили его благословение.

А вы, юноши, помните, что бог дал вам в удел тот почин, о котором я уже говорил. Как Моисей, вы носите чудотворный жезл, источающий воду из скалы. Докажите, что вы должным образом цените это преимущество. О юноши, я бы хотел, чтобы ваш пыл был неукротим! Я бы хотел, чтобы презрев пустое притворство, вы призвали бога в его же доме в свидетели своего нетерпения. О братья, осмелимся ли мы воскресить простодушные восторги первых христиан? Обретем ли мы рвение вечной любви, когда вдали от хладных извращений века все члены общины, мужчины и женщины, юноши и девушки, охваченные великою любовью, исполненные духа, кидались друг другу в объятия, и, сливаясь в поцелуе…

Вдруг Юшон, Брудье, Омер наклоняются вперед, хватают за плечи сидящих перед ними женщин, приподымают их, обнимают за грудь, припадают к губам.

Старый самец перелезает через ограду скамей приходского совета и хватает первую подвернувшуюся под руку зрелую деву.

Юноша впивается губами в шею молодой девушки. Отставной майор опускает узловатые руки на чьи-то бока. Жены склоняются к своим мужьям, те берут их за талию и щупают им грудь.

Матери кричат; старые девы кричат и бегут, опрокидывая стулья.

Со скамьи приходского совета устремляются еще мужчины. Трое приятелей шарят в юбках у своих женщин. Двадцать юношей нападают ка барышень, пришедших с матерями. Майоры мнут бока.